Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ривера положил куртку и взял рабочие штаны — целые, но все тоже в пыли и с пятнами крови.
— Вы сказали, что можете определить, кому принадлежала одежда?
— Да, я так и сказал патрульному утром. Я знаю этих людей, Альфонс. Их больше нет.
Ривера улыбнулся про себя, когда священник назвал его по имени. Отец Хайме был лет на двадцать моложе, но все равно иногда разговаривал с ним, как с ребенком. Если к ним все время обращаются «отец», это ударяет в голову.
— Хорошо, все они бездомные. А еще что-то общего у них есть? Я в том смысле, что не болели ли?
— Болели? У всех на улице если не одно, так другое.
— Я имею в виду — смертельно. Если знаете то есть? Очень болели. Рак? СПИД? — Когда своих жертв уничтожал старый вампир, выяснялось, что почти у всех было какое-то смертельное заболевание, и они бы вскоре умерли и сами.
— Нет. Никакой связи между ними, кроме того, что все жили на улице, а теперь никого из них больше нет.
Кавуто скривился и отвернулся. Пошарил в одежде, перекладывая ее с места на место, словно искал затерявшийся носок.
— Послушайте, отец, вы не могли бы составить список тех, кому принадлежит вся эта одежда? И добавить все, что можете сказать об этих людях? Тогда я смогу начать поиски по тюрьмам и больницам.
— Я только их уличные клички знаю.
— Годится. Вы уж постарайтесь. Все, что вспомните. — Ривера протянул ему карточку. — Если случится что-то еще, звоните мне сразу же, договорились? Прямо мне. Когда что-то происходит, вызов патруля — просто лишнее звено в следствии.
— Конечно, конечно. — Отец Хайме убрал карточку в карман. — А что, по-вашему, происходит?
Ривера глянул на своего напарника, который не отрывал взгляда от пары чьих-то ботинок.
— Я уверен, какое-то объяснение всему этому есть. Мне не известны никакие программы массового отселения бездомных из города, но такое уже бывало. Нам не всегда сообщают.
Отец Хайме посмотрел на Риверу, как это умеют только священники — быстро и пронзительно. Инспектор всегда представлял такие глаза по другую сторону решетки исповедальни.
— Мы здесь раздаем от четырех до пяти сотен завтраков в день, инспектор.
— Я знаю, отец. Это замечательная работа.
— А сегодня подали сто десять. И всё. Вот эти люди у стойки — все на сегодня.
— Мы сделаем что сможем, отец.
Они вышли через столовую, стараясь не встречаться ни с кем взглядами. В машине Кавуто сказал:
— Эту одежду изодрали когтями.
— Я знаю.
— Они не только на больных охотятся.
— Да, — кивнул Ривера. — Они забирают всех на улице. Моя догадка — всех, кого поймают в одиночку.
— Кое-кто в кафетерии что-то видел. Я по глазам определил. Надо бы вернуться и поговорить с некоторыми без священника и добровольцев.
— Да не стоит, по-моему, а? — Ривера вычеркивал какие-то номера у себя в блокноте.
— С газетчиками-то они поговорят как пить дать. — Кавуто пристроился к вагону фуникулера на Пауэлл-стрит, вздохнул и на несколько кварталов смирился со скоростью девятнадцатого века, пока они поднимались на Ноб-хилл.
— Ну, для начала напечатают как забавную дурь, чего только люди на улице ни болтают, потом кто-нибудь неизбежно заметит окровавленную одежду — и пиши пропало. — Ривера добавил еще какую-то цифру и что-то накорябал с росчерком.
— Не обязательно снова на нас повесят, — с надеждой в голосе произнес Кавуто. — Ну, то есть мы ж тут не виноваты.
— Не имеет значения, если нас обвинят, — сказал Ривера. — Ответственность-то наша.
— Так ты что хочешь сказать?
— Я говорю, что нам придется оборонять Город от орды котов-вампиров.
— Ну вот, ты это вслух сказал. Теперь это реально, — сказал Кавуто с легким подвывом.
— Я позвоню этому парнишке, Вону, проверю, готова ли моя куртка с ультрафиолетом.
— Вот так вот просто?
— Ага, — ответил Ривера. — Если верить данным отца Хайме, они съели где-то три четверти бездомного населения Вырезки за, скажем, неделю. Допустим, в Городе около трех тысяч бездомных — в проекции это получается уже двадцать две сотни жертв. Кто-нибудь да заметит.
— Ты вот это подсчитывал?
— Нет, я пытался прикинуть, хватит ли нам денег открыть книжную лавку.
Таков был их план. Уйти в отставку пораньше, а потом торговать редкими книгами в старомодной затейливой лавочке где-нибудь на Русском холме. Научиться в гольф играть.
— Не хватит, — продолжил Ривера. Начал было набирать номер Пса Фу, но тут его телефон зачирикал сам. Раньше он таких звуков не издавал.
— Что это за хуйня? — спросил Кавуто.
— Текстовое сообщение, — ответил Ривера.
— Ты умеешь тексты отправлять?
— Нет. Едем в Чайнатаун.
— Для яичных блинчиков рановато, не?
— Это Трой Ли написал.
— Китаец из ночной бригады? Я не хочу ничего общего с этими парнями.
— Одно слово.
— Ни единого.
— КОТЫ.
— Я же просил не говорить.
— Баскетбольная площадка возле Уошингтон, — сказал Ривера.
— Попроси этого своего Вона мне тоже такую солнечную курточку смастрячить. На пятидесятую длину.
— Если на тебе столько огоньков будет, тебя станут запускать над стадионами с рекламой покрышек на боках.
Император
Ее называли Винной страной. На самом деле это был район к югу от Маркет-стрит — он примыкал к Вырезке, и винные лавки торговали там большими количествами, но малым ассортиментом крепленых вин, вроде «Громовержца», «Дикой ирландской розы Ричарда» и «МД 20–20» (в мире вина известного как «малахольная дворняга» — из-за склонности его потреблянтов прилюдно миктурировать и трижды переворачиваться перед тем, как отрубиться на тротуаре). Говоря строго, Винная страна относилась к ЮМЕ — сиречь «модному» району к югу от Маркет-стрит, — однако сюда еще не подтянулась толпа молодых профессионалов, которая покрывала все, включая соседний район поближе к воде, блистающим налетом латте и денег. Нет, Винная страна состояла по преимуществу из обветшалых меблирашек, весьма сомнительных пансионов, глубоко непорядочных порнокинотеатров и старых промышленных зданий, в которых нынче располагались мини-склады. А, ну и огромное Федеральное здание — похоже, его только что изнасиловал гигантский стальной птеродактиль, но, очевидно, постройка просто символизировала отход правительства от его обычной архитектуры бомбоубежищ к чему-то эстетически попривлекательней. Особенно если вас привлекает порнуха с Годзиллой.