— Не самый умный твой птенчик, да? — с жалостью спросил мормагон у Вьга.

— Зато надежный, — нахмурился коренник, спрыгнул на землю, — хватит лясы точить. С дороги уйдем. Путь менять придётся. Пешим ходом можно скрыться. Только если по самой глубине пройтись.

— А и пройдём, тропинки-стёжки я знаю, — ответил на то мормагон, потягиваясь, — лес кочевой, мы его по холке, по жилке перейдём, след наш и потеряется, в шерсти утонет. Но друзьям нашим оставим подарочек, чтобы и их занять, и нам время выгадать.

Наклонился, сгрёб пятернёй землю, бросил на развернутую шкуру. Стребовал у Мола и Горицы по волоску. Вьга кивнул, разрешая. Добытое мормагон связал узелком, плюнул, завернул вместе с землицей и цепными змеями в шкуру мыши и захлопнул клеть.

— Можешь обратно запирать, пусть сами головы ломают, как замок снять-выбрать.

Вьга молча поставил запор на место. Погоня близилась, но мормагон оказался всяко ближе. Не в клетке, только руку протянуть. Мол закостенел плечами, Горица тоже вся подобралась. Даже чуть отошла, ближе к лесу.

Шкура в клетке завозилась, будто изнутри её, как кожаный мяч, наполняли воздухом. Раздулась, распалась, разделилась и обернулась смутным подобием зубцов, не вглядываться ‒ так не отличишь.

Смотреть было странно и неприятно. Как на изломанную, изуродованную подделку себя самого. Мормагон только рукой махнул.

— Пойдем. Глазами им не смотреть, а нюх обманем.

Лес, через который предстояло идти, был из кочевых. Перебирался-переползал с места на место, рос собой, мужал, ширился. С собой тащил и всю тварную суть, птиц да зверей, воду да камни. Людей, случалось, прихватывал. Мол через такие ещё не ходил, но сейчас выбирать не приходилось.

С самой опушки густо стало, непролазно. Мормагон же без заминки в глубь двинулся, потянул за собой Вьга, а за старшим и Мол с Горицей припустили. Некоторые деревья были натуго обтянуты цепями, точно арканами. На других лежали плетеные из звеньев неводы.

— А вот, гляди, малышня, это всё люди-человеки пытали себе счастья, — мормагон на ходу обернулся, блеснул игольчатыми злыми зубами.

Шёл он впереди, шёл босым и почти раздетым, тихо и ловко, как кошачий зверь. Вьга костяшками подтолкнул его в спину. Не сердито, заметил Мол, скорее безмолвно прося умолкнуть.

Сам он тронул за руку Горицу. Девушка уже не кашляла, но дышала трудно. Дороги как таковой не было, тонкая швейная стежка.

—Как ты? Болит?

—Горло болит, — она вымученно улыбнулась, прибрала за ухо выскользнувшую прядку, — будто повеситься пыталась, да не вышло.

— Потерпи. Лучше так, чем…

Не договорил, припомнив судьбу Велты, вздохнул только.

Вьга, шедший впереди, явно уставал больше. Шёл с приволочкой, тянул воздух с присвистом, мял пальцами бедро. Мол слышал от соучеников: давно, когда коренник был совсем юнцом желторотым, его жестоко порубили набеглые. Так жестоко, что обычные лекари собрать не могли, а кнутов поблизости не случилось. Выручил подвернувшийся чужеземник. Сшил обратно жилами травными, стянул к туловищу руки-ноги-голову, заселил тело стеблями.

С той поры сделался Вьга наполовину инцхут. Мог не есть вовсе, если был солнечный свет, сквозь кожу просвечивали иной раз не человековы жилы. По всему остальному, коренник был хорошим человеком. Принял Мола в училище, не посмотрел на пачканную кровь. Мол его за то сильно уважал и всегда слушался.

Но сейчас понять не мог, отчего старший так просто доверился мормагону?

Пусть даже и держал его на цепи, вёл всё равно пленник.

Мормагон вдруг встал. Закрутил головой.

Горица сдавила кисть Молу, парень близко увидел её лицо ‒ бледное, с расширенными глазами.

— Будто... Поёт кто‒то, — шепнула взволнованно.

Мол не слышал, как ни старался. Только вздыхал лес.

— Небось речушка звенит, — отозвался неуверенно.

Горица молча прижала к груди правую руку. Рукав уже высоко застегнула, открывая оборужие. Браслетка у неё была еще ученическая, медная с дубом, а вот рисунок полз от самых пальцев, плотно прошивал запястье, упрямо тянулся к локтю. У всех зубцов рисунки не разнились в основе, но от посажения разные узоры заплетали.

Так и зубцов много, да Борона Князева одна и одному делу служит.

За спиной, где оставили клеть, тоскливо, переливчато закликало.

—Ага, нашли, стало быть, — среди общего молчания проговорил мормагон.

Пошли быстрее. Мормагон вёл странно, то вилял, то петлями. Дорожка будто сама под ноги ему падала, Мола же исхлестало по лицу и искололо всем, чем можно. Так замаялся, что не сразу успел остановиться, влетел в спины.

Откуда-то доносилась быстрая, прерывистая человеческая речь. Мужчина с женщиной спорили, изредка бурчал старик.

Мормагон молча двинулся прочь, дальше, но Вьга натянул цепь.

—Что опять?

—Люди. Надо спросить. Может, заблудились. Мой долг.

—Твой долг меня вертиго сдать и своих цыплят уберечь, вон, двое осталось, — показал зубы мормагон, трогая цепь и морщясь.

— Надо проверить, — согласилась с коренником Горица.

Мормагон закатил глаза.

—Мы быстро, — смущённо добавил-утешил Мол.

Свернули с тропки. Голоса приблизились, сделались разборчивее. Пятеро, на слух определил Мол и немного приободрился. Особенно когда захныкал ребенок и пуще забранился старик. Где стар и млад, там дом гостю рад.

Вьга увидел прогал первым. Раздвинул кусты и глазам открылась проплешина в густой лесной шубе. На ней сидели и лежали люди. Давно, судя по обвони. Между телами ходило, склоняясь к каждому, длинное существо, нагое и бледное. Из шеи, срубленной по самые плечи, шла-росла целая связка голов. Головы сидели плотно. Вращали глазами, болтали языками. Некоторые бошки, до кости усохшие, едва держались, другие, посвежее, скалились полусгнившими ртами. Существо склонялось к телам, снимало головы, точно хозяйка кочаны, примеривало к себе.

Горица прерывисто выдохнула.

С Молом они вскинули руки одновременно. Существо отбросило на спину, оно заголосило хором, а когда поднялось, встретил его уже Вьга. Сунул в живот костяной шип, вспорол до грудины. Сам едва поспел отступить, давая излиться нутру.

Горица попятилась, зажимая рот и нос. Мол старался вовсе не дышать.

— Всё, насмотрелись? — скучливо спросил у зубцов мормагон. — Щени молочные, тьфу… Теперь давайте, шибче, а то сползутся на требуху местные, нами и закусят.

В этот раз послушались. Горицу потряхивало, Мол молчал.

— Что, что это было? — шептала девушка, нервно оглаживая руку.

После работы, знал Мол, кожа горела точно крапивой исхлестанная. А у иных кровила, если силу не рассчитывали.

— Не знаю. В книгах такого не было.

— В книжицах ваших и половина правды не ночевала, — фыркнул мормагон