Нужно сказать, что эта «выдача головою» была не столь уж и страшным предприятием. Впрочем, с какой стороны посмотреть… Заключалась эта «выдача» в том, что выданный являлся на двор к тому, кому был «выдан головой» и смиренно стоял там без шапки, а тот, кому беднягу выдавали, всячески поносил его во всю глотку, пока не уставал и не исчерпывал набор бранных эпитетов…

Вернёмся к Костомарову. «Как ни сильны были обычаи местничества, но все-таки из этого видно, что царь не считал за Пожарским особых великих заслуг отечеству, которые бы выводили его из ряда других. В свое время не считали его, подобно тому, как считают в наше время, главным героем, освободителем и спасителем Руси. В глазах современников это был человек „честный“ в том смысле, какой это прилагательное имело в то время, но один из многих честных. Никто не заметил и не передал года его кончины; только потому, что с осени 1641-го имя Пожарского перестало являться в дворцовых разрядах, можно заключить, что около этого времени его не стало на свете. Таким образом, держась строго источников, мы должны представить себе Пожарского совсем не таким лицом, каким мы привыкли представлять его себе; мы и не замечали, что образ его создан нашим воображением по скудости источников. Это не более, как неясная тень, подобная множеству других теней, в виде которых наши источники передали потомству исторических деятелей того времени».

Возможно, кого-то эти строчки способны и шокировать, однако Костомарова вряд ли смогут заподозрить в русофобии даже самые «национально-озабоченные» профессиональные патриоты…

И напоследок вновь обратимся к одной из самых загадочных фигур русской истории — человеку, известному под именем Лжедмитрия I. Эта «Железная Маска», вернее, ее загадка, стала увлекать пытливые умы сразу же после убийства Лжедмитрия — первые попытки отыскать разгадку датированы началом XVII века…

Дискуссии и споры о личности первого самозванца самым широким образом развернулись в России только во второй половине XIX века. Причины понятны: во-первых, до того времени русская историография занималась главным образом созданием общей картины отечественной истории, образно говоря, строительством здания, обставлять и меблировать которое можно только после окончания стройки (правда, еще во второй половине XVIII в. Милелер занимался Лжедмитрием I и склонялся к убеждению, что царевич был настоящий). Во-вторых, суровое и не допускавшее «умственных шатаний» царствование Николая не особенно и располагало к подобным упражнениям фантазии…

Многие русские историки сто лет назад считали, что самозванец и в самом деле был чудесным образом избежавшим смерти сыном Ивана Грозного. Эта точка зрения берет начало в XVII в., когда немало иностранных авторов придерживались именно ее (Паэрле, Бареццо-Барецци, Томас Смит и др.). Однако первым, кто выдвинул версию о подлинности Дмитрия и горячо её отстаивал, был француз Жак Маржерет.

Царевич Дмитрий. Икона 17 — нач. 18 вв.

Маржерет, очевидец и участник Смуты, фигура прелюбопытнейшая. Родился он в 50-х гг. XVI в. во Франш-Конте, участвовал в религиозных войнах на стороне протестантов, потом уехал на Балканы, где воевал против турок, служил в армиях сначала императора Священной Римской империи, потом трансильванского князя, короля Жечи Посполитой, в 1600 г. завербовался на службу в Россию, где командовал пехотной ротой «иноземного строя». Воевал против Лжедмитрия I, после вступления последнего в Москву перешел к нему на службу, стал начальником одного из отрядов дворцовой гвардии. После убийства Лжедмитрия вернулся на родину, где выпустил книгу «Состояние Российской империи и великого княжества Московии». Вернулся в Россию, служил Лжедмитрию II и потом гетману Жулкевскому, участвовал в каких-то загадочных операциях английской разведки на севере России, последние десять лет был французским резидентом в Польше и Германии.

Некоторые злые языки обвиняли его в причастности к мятежу Шуйского, закончившемуся убийством Лжедмитрия I. Достоверно известно лишь, что в тот день Маржерет по болезни не присутствовал на службе. На мой взгляд, эти обвинения совершенно беспочвенны, поскольку никак не согласуются с занятой Маржеретом позицией. Пожалуй, французский искатель удачи — самый ярый и упорный сторонник подлинности Лжедмитрия.

Безусловно, не все его аргументы следует рассматривать серьезно. Взять хотя бы такое: «…касательно других возражений, что он неправильно говорил по-русски, я отвечу, что слышал его спустя немного времени после его приезда в Россию и нахожу, что он говорил по-русски как нельзя лучше, разве только, чтобы украсить речь, вставлял порой польские фразы».

Вряд ли иностранец, проживший в России всего пять лет, мог знать русский язык настолько безукоризненно, чтобы со всей уверенностью судить, является ли то или иное лицо коренным русским…

Зато другие теоретические построения Маржерета прямо-таки невозможно опровергнуть или обвинить в поверхностности…

«Говорят еще, что он не соблюдал их религию. Но так же поступают многие русские, которых я знал, среди прочих некто по имени Посник Дмитриев, который, побывав с посольством Бориса Федоровича в Дании, узнав отчасти, что такое религия, по возвращении среди близких друзей открыто высмеивал невежество московитов».

Лучше Маржерета, по-моему, еще никто не опроверг версии, будто Лжедмитрий был загодя подготовлен поляками и иезуитами, несколько лет воспитывался ими.

«Какое соображение могло заставить зачинщиков этой интриги предпринять такое дело, когда в России не сомневались в убийстве Дмитрия? Далее, Борис Федорович правил страной при большем благоденствии, чем любой из его предшественников, народ почитал и боялся его, как только возможно; притом, мать названного Дмитрия и многочисленные родственники были живы и могли засвидетельствовать, кто он… Война не была бы начата с 4000 человек и сказанный Дмитрий получил бы, как я полагаю, несколько советников и опытных людей из польских вельмож, уполномоченных королем, чтобы советовать ему в этой войне. Далее, и считаю, что они помогли бы ему деньгами; также неправдоподобно, что, когда он снял осаду Новгорода-Северского, его покинули бы большинство поляков…»

Об иезуитах, якобы «воспитавших» Дмитрия: «Я думаю также, что они не смогли бы воспитать его в такой тайне, что кто-нибудь из польского сейма, а следовательно, и воевода сандомирский, в конце концов не узнали бы… и если бы он был воспитан иезуитами, они, без сомнения, научили бы его говорить и читать по-латински… он также больше жаловал бы сказанных иезуитов, чем он это делал…»

Аргумент непробиваемый. В самом деле, выше мы уже рассмотрели подробно, как Лжедмитрий «содействовал» папе римскому и польскому королю, — загодя подготовленная марионетка ни за что не стала бы вести себя так. Достоверно известно, что латинского Лжедмитрий не знал, и подписывая послания королю и папе, даже в своем имени и титуле делал грубейшие ошибки: вместо «imperator» — «in Perator», вместо «Demetrius» — «Demiustri»…