Жан-Поль имел талант подмечать мельчайшие детали окружающего мира, сканировать жизнь с компьютерной точностью, у него это происходило рефлекторно. Потом, в качестве второго шага, он делал зарисовки движущихся людей, странных женских торсов, лишенных головы, и создавал ситуацию, в которой эти образы оживали, вписывал их в контекст. От сюжета до постановки на сцене был один шаг. Для актрис, участвующих в его маленьких пьесах, он разработал особый метод. Прежде всего, вместо того чтобы просматривать портфолио, он обращался в агентства. Но профессионалы его не интересовали, он хотел сам набирать моделей, устраивая массовые просмотры. Был запущен неправдоподобный проект неподготовленных спонтанных кастингов. Это оказалось решительно ни на что не похоже. Конечно, Готье был готов на все, чтобы обратить на себя внимание. Можно представить, как трясло закрытый чопорный мирок Высокой моды! Он ставил себя выше законов этого мира, отказывался соблюдать общепринятые правила, сворачивал с пути традиции и перекраивал на свой манер существующие каноны красоты. Он не просто не приглашал для участия в своих показах звезд подиума, для этих образчиков элегантности двери его причудливого мира были плотно закрыты. В то время этот скоморох принялся вовсю смущать умы. Он провозгласил: «Существование Красоты так же иллюзорно, как существование Добра или Правды». Выбрасывая на помойку запыленные убеждения прошлых времен, принятые всеми как негласные законы Высокой моды, кроме Сен-Лорана, который первым вывел на подиум темнокожих моделей, он вызывал мир на бой. Для него идеальный нос, прямые светлые волосы, голубые глаза и рост метр семьдесят шесть вовсе не были достаточным основанием для того, чтобы взять модель для показа. Наоборот, тех, кому предстояло демонстрировать его сумасшедшие творения, родившиеся благодаря наблюдению за жизнью города, он искал там же, на городских улицах. Что может быть логичнее! Жан-Поль не имел ничего против избыточного веса, карамельного или черного цвета кожи, маленького роста, накачанных мускулов или курчавой шевелюры. Моложавость, столь популярная в восьмидесятые годы, его нисколько не интересовала. Он искал бодлеровский шарм в людях с прорезанным морщинами лицом и седыми волосами… Следствием этой революции в эстетике оказалось то, что каждый, кто приходил на кастинг, получал равные с остальными шансы поработать у Готье. Так же как и Энди Уорхол, он открывал двери перед никому не известными людьми, обещая им эфемерную славу. «Для своих дефиле профессиональных моделей я тоже приглашаю, – говорил он, желая успокоить ворчунов, – но мне нравятся люди, в которых виден характер, которые двигаются по-другому, как в реальной жизни, естественно. Не существует строгих критериев привлекательности. Все индивидуально. Мне, например, не нравятся носы, выпрямленные у пластического хирурга».

Как назначают встречу у какого-нибудь фонтана те, кто боится потерять друг друга в толпе, или как дают объявление о пропаже любимой кошки, не вернувшейся домой в дождливый день, так же Жан-Поль обращался к людям через газету «Либерасьон», публикуя короткие анонсы, эксцентрические мольбы о помощи. Он словно запечатывал послание в бутылку и пускал ее по волнам в надежде, что она попадется тому, кого он ждал. «Модельер, не подчиняющийся общепринятым стандартам, ищет моделей с нетипичной внешностью. Разбитые физиономии также приветствуются». «Он просто давал в газеты короткие объявления, – говорит Фредерик Лорка, вспоминая об этой охоте за необычными типажами. – И все, кто откликался, приходили на кастинг, потому что, естественно, Жан-Поль хотел сам оценить внешность будущих моделей, не довольствуясь описанием». Он хотел видеть на подиуме реальных людей, настоящих горожан с улицы, а не их имитацию. Как Робер Брессон, который снимал в своих фильмах непрофессиональных актеров, Готье предпочитал иметь дело с совершенно случайными людьми. «Для коллекции “Тату и пирсинг”, моей любимой, искали здоровяков, – рассказывает Фредерик. – На улице Вивьен вытянулась бесконечная очередь из претендентов. Там можно было увидеть кого угодно – скинхедов, постпанков, африканцев с дредами, бородатых индусов. В какой-то момент появились циркачи. Мы сидели за огромным столом, и Жан-Поль любезно попросил их показать какой-нибудь номер. Я не уверена, что все, кто пришел, понимали, что ведется отбор для участия в дефиле. Они показали все, что пришло им в голову. Мы посмотрели выступление жонглера, глотателя огня и акробата. Это могло длиться часами, но Жан-Поль вежливо встречал каждого и наблюдал за его выступлением до самого конца. Это была просто какая-то “Академия звезд”! Мы обожали эту атмосферу, но некоторые журналисты откровенно издевались над такой открытостью». Кастинг для показа мужской коллекции вошел в историю как одно из самых ярких, почти ярмарочных представлений: в тот день около тысячи человек пришли показать, на что они способны!

Но Готье не ограничивался воззваниями к общественности; еще существовал «Палас», где среди безликой толпы ночных бабочек иногда можно было встретить настоящих красавиц с оригинальнейшей внешностью. У «профессора» Фредерик Лорки имелся нюх на них, она также обладала врожденным чувством стиля. Профессии «первооткрыватель моделей» не существует, но она придумала все, что входит в это понятие. Как в свое время Жан-Поль и Франсис сразу выбрали ее, случайно встретив Фредерик в ночном клубе и восхитившись ее необычной внешностью, изящным поворотом головы и элегантностью, ее стилем (она сочетала пиджак от Шанель с кожей и очками Ray Ban и красила губы ярко-алой губной помадой), так и она теперь искала для их талантливой команды никому не известных красавиц. Фредерик внимательно наблюдала за посетителями ночных клубов. Фарида Хельфа обнаружилась в «Мингетт». Марокканка из Лиона, она уехала из провинции и отправилась на поиски счастья в Париж. Она была очень высокой и тонкой, а черные курчавые волосы придавали ей демонический вид. Она говорит о себе, что была «какой угодно, только не интересной». Для нее Париж представлялся местом непрекращающейся вечеринки. «Мы с подружками жили коммуной, – говорит она, поклевывая салат из лангустинов в баре “Рафаэль”. – Мы все выходили из дома вечером, но я, как ни удивительно, чувствовала себя в полной безопасности на ночных парижских улицах. Боялась я как раз днем».

Бесстрашные друзья и подружки интересовались модой и искусством. Полин Лафон, белокурая Бетти Буп[85], дизайнер обуви Кристиан Лабутен и актриса Ева Ионеско… Местом их постоянного обитания был «Палас». «Мы выходили не раньше двух часов ночи, – рассказывает Фарида. – У нас был классный прикид. Мы целыми днями торчали на Центральном блошином рынке, выбирая вещи. Или на рынке Сен-Пьер. Покупали за два с половиной франка ярких расцветок клеенку, из которой делали одежду. Я даже стала манекеном для дизайнеров, которые обожали обряжать меня в то, что придумывали». В то время стиль в одежде был напрямую связан с музыкальными стилями. Фариде и ее приятелям нравились ска, кожаные брюки в обтяжку и аккуратные шляпы «Борсалино». Довольно часто она появлялась на людях в черной кожаной мини-юбке, туфлях на десятисантиметровых каблуках, асимметричном свитере с большим декольте на спине и с ярко-вишневой помадой на губах. Фредерик или, как ее называли, Фредо, зонд Жан-Поля в темных пространствах ночной жизни, однажды увидела Фариду и тут же отправила ее к нему в ателье. Лионке было всего девятнадцать лет. Она была очень напряженна и подозрительна, почти напугана и очень неразговорчива. О молодом модельере Фарида почти ничего не слышала, потому что самыми известными именами на тот момент были «Тьерри Мюглер» и «Клод Монтана». Но она сразу почувствовала «хорошую энергию» и согласилась участвовать в показе. «Но я все-таки не понимала, почему меня выбрали для этой работы, – признается она. – Мне самой казалось, что я совсем не красива».