— Нет. — Она хотела скрестить на груди руки, но он перехватил их и слегка сжал. Она нахмурилась. — Я не понимаю, зачем вы это делаете.

— Малышка, уверяю вас, что это я не понимаю, почему вы так себя ведете.

— Я? Мне кажется, что причина моего поведения всем очевидна. Я много раз говорила вам, что никогда не буду вашей любовницей.

— А я просил вас быть моей любовницей?

— Нет, но…

— Мы все уже выяснили.

— Мы ничего не выяснили, ваша светлость. Себастьян, — поправилась она, когда он открыл рот. — Вы уверяли меня, что хотите меня соблазнить…

— Остановитесь.

Она замолчала, озадаченная его тоном: сейчас в нем не слышалось цинизма, он говорил очень искренне.

— Поможет ли вам, дорогая, если я дам вам честное слово, что не собираюсь соблазнять вас на балу?

Его слово… Она знала, что он дорожит им и скорее умрет, чем нарушит его. И все же…

— Вы сказали однажды, что не играете со мной. Это правда?

Его губы скривились то ли в гримасе, то ли в улыбке.

— Если вы пешка, то и я тоже — это высшая сила играет нами на этой земной доске.

Хелена подумала с минуту, затем вздохнула и промолвила:

— Очень хорошо. Но если вы не соблазняете меня, тогда что?..

Он взял ее руки в свои. Она снова увидела его улыбку, все еще хищническую, все еще завораживающую, мешавшую ей спокойно думать.

— Музыка скоро закончится. Вместо танца я требую компенсации.

— И что это за компенсация, милорд?

— Поцелуй.

— Вы уже целовали меня дважды — нет, даже три раза.

— Но на этот раз я хочу, чтобы вы поцеловали меня.

Она надменно взглянула на него. На что это будет похоже, если она его сама поцелует?

— Хорошо.

Ей пришлось придвинуться к нему. Он был намного выше, и сначала она положила руки ему на грудь, затем на плечи и, наконец, сомкнула их у него на шее, чуть не распластавшись на нем.

Он стоял неподвижно, наблюдая за, ней из-под полуопущенных век.

Молясь, чтобы не произошло шокирующего контакта — ее груди с его грудью, бедер с его бедрами, — и стараясь не думать о завораживающем контрасте между шелковой мягкостью его одежды и твердостью тела, скрытого под ней, она нагнула его голову к себе, встала на цыпочки и приложила свои губы к его губам.

Она поцеловала его, и он вернул поцелуй, но это был просто ответ — он и она в равной степени. Уверенная в нем и приятно удивленная, она снова его поцеловала, теперь уже более продолжительно и более страстно. Его губы ответили ей и вдруг слегка раздвинулись. Она не смогла устоять перед искушением.

Его язык встретился с ее языком, отступил, и вот опять вернулся. Новый танец, новая игра, прилив и отлив прикосновений, игра более интимная, чем сплетение рук.

Это было таким новым, возбуждающим. Ей хотелось узнать больше, научиться большему. Больше почувствовать. Спустя десять минут, таких блаженных, ей стало трудно дышать. Оторвав от него свои губы, она заглянула в его глаза, сверкающие из-под тяжелых век. Затем ее взгляд опустился на его губы — слегка изогнутые и такие, нежные. Она сглотнула. Сердце ее колотилось где-то в ушах.

— Музыка закончилась, милорд.

— Как скажете, малышка.

Каким-то образом, пока ее сознание было затуманенным, его руки успели крепко обвить ее тело, поддерживая ее и не давая упасть. Она оказалась в клетке из мускулов, крепких как, сталь, и, однако, еще никогда Хелена не чувствовала, себя так комфортно и так безопасно.

Она перевела дыхание и снова поцеловала его — в последний раз, чтобы запечатлеть это ощущение в своем сознании.

Он держал ее крепко, но не пытался удерживать против ее воли. Когда она захотела отодвинуться, он опустил руки.

— Мои комплименты, малышка. — Он поцеловал ей руку. — Вы играли честно.

Несомненно. Она отвернулась, пряча смущение.

— Полагаю, мы должны вернуться в бальный зал, — Она направилась к двери, но он остановил ее.

— Нет, пойдемте-ка лучше другим путем. Мы слишком долго были одни. Поэтому стоит выбрать другой маршрут, чтобы вдовы не заметили нашего возвращения.

Поколебавшись, Хелена кивнула. Он дал ей слово, и она хотела ему верить.

Себастьян провел ее через лабиринт коридоров, и они вошли в бальный зал с другой стороны. Он вручил ее мадам Тьерри, слегка удивившись довольному виду этой дамы, затем с чувством выполненного долга удалился.

Если Хелена Ребекка де Стансьон не получила удовольствия от того, что он сумел ей предложить, он готов съесть свою шляпу. А раз получив удовольствие, она уже не сможет отрицать, что он не для нее.

— Все идет хорошо, просто фантастически хорошо. План дяди Фабиана под моим чутким руководством пока еще не давал сбоев. — Луи стянул с себя жилет и бросил его Вийяру.

Собирая разбросанную одежду, Вийяр спросил:

— Значит, она заинтересовала его?

— Заинтересовала, можешь не сомневаться. Сейчас он всерьез начал за ней охотиться. До сегодняшнего вечера, — Луи помахал рукой, — это мог быть просто праздный интерес. Но сейчас он уже не праздный. Она добилась успеха. Охота продолжается!

— Возможно, стоит послать письмо вашему дяде, чтобы сообщить хорошие новости?

Луи энергично закивал:

— Да-да, ты прав. Дядя Фабиан любит положительные результаты. Напомни мне, чтобы завтра утром я первым делом написал ему.

— Осмелюсь напомнить, месье, что утренняя почта отправляется рано. Если вы напишете сегодня вечером, граф получит ваши хорошие новости на несколько дней раньше.

Луи плюхнулся на кровать и уставился на Вийяра. Вийяр спокойно добавил:

— А месье граф любит получать хорошие новости с пылу с жару.

Луи продолжал таращиться, затем вздохнул и приказал:

— Принеси сюда мой письменный ящик. Я напишу немедленно, а ты проследи за отправкой.

Вийяр поклонился:

— Непременно, месье.

На следующее утро Хелена, встав с постели и накинув пеньюар, металась по спальне, перебирая в уме события прошлого вечера, — оценивала неожиданный курс, взятый Себастьяном.

Вспомнила свои сны.

Снова удивлялась тому чувству, какое она испытала, положив руки ему на грудь поверх шелка и атласа его одежды и ощутив под пальцами бугры твердых мускулов.

— Нет, нет, нет и еще раз нет! — Взбешенная, она кружила по комнате, как дикий зверь по клетке.

Вот почему он это сделал! Он решил воплотить ее мечту, тоску, желание в жизнь. Он хотел заставить ее прийти к нему, как будто она какая-то безмозглая, страдавшая от безответной любви служанка.