Воины отвязали Меремота; он подбежал к начальнику и поцеловал подол его одежды.

— Этот кормчий — самый опасный пират, — сказал он, указывая на Бен-Кадеха. — Он режет детей, женщин и славится тем, что живыми сжигает пойманных купцов. Его надо казнить…

Что мы теперь могли сделать?

Начальник с Меремотом ушли, а воины, угрожая и подкалывая копьями, заставили всех нас вернуться на корабль. Затем они разложили на берегу яркий костер и уселись вокруг него. С нами они не разговаривали и на всякий вопрос подымали копья, точно хотели пронзить нас.

Бен-Кадех, смеясь, обратился к Софэру:

— Ты все еще думаешь, что это Счастливый остров? Не очень-то ласково нас здесь встретили. — Он крикнул корабельщикам ближайшего корабля:

— Какой это город?

На кораблях стояло много моряков; они смотрели в нашу сторону. Один ответил:

— Как, ты не узнаешь этого богатейшего города? Это же Карфаген[38].

Все наши товарищи собрались вокруг Софэра и стали обсуждать, что делать. Старый узник сказал:

— Я знаю хорошо Карт-Хадашт. Здешние люди — купцы, торгаши, они не лучше самого Лала-Зора. Если они решили забрать наш корабль, то нас не выпустят, а продадут в рабство.

Софэр спорил с ним:

— Неужели ты не веришь в справедливость людей? Неужели нет чести и правды в сидонском сердце? Здесь нас не посмеют обидеть. В этом городе живет мой друг, большой мудрец Сунханиафон. Он гостил у меня в Вавилоне, когда изучал науки магов. Он жил в моем доме, ел мой хлеб, пил мое вино.

Надо послать к нему кого-либо вестником и сказать, что я приехал.

— Но кто же может сходить к нему? Никого отсюда не выпустят, — говорили товарищи. — А завтра всех нас продадут в рабство на уходящие в море корабли, и мы, прикованные к скамьям, разъедемся в разные стороны.

— Значит, надо передать ему письмо сегодня же, — сказал Бен-Кадех. — Кто-нибудь из нас это сделает.

Всегда молчаливый египтянин предложил:

— Пусть пойдет мальчик Элисар: ему легко всюду пролезть, и воины его не задержат.

От костра отделился и подошел к нам один воин.

— Кто из вас самый главный пират? Слушайте, что я скажу. Все вы будете распяты на крестах. Терять вам нечего, кроме головы. Если вы хотите перед смертью последний раз вкусно пообедать, то я вам сейчас пришлю жареной баранины, соленой рыбы, вина и всего, чего вы хотите. За это подарите мне хороший плащ. Вы их награбили много.

— Спасибо тебе, добрый воин, — сказал египтянин. — На твоем лице написана красота Мелькарта, мудрость Ваала, а в плечах видна сила Рефаима.

Мы сделаем так, как посоветовало твое почтенное слово. За это позволь сделать тебе ценный подарок. Возьми дорогую тирскую пурпурную одежду. Но пусть твоя доброта не закроет уши перед нашей просьбой: пропусти на берег этого мальчика. Зачем страдать ребенку? Здесь в городе, в квартале Мегары, живет его тетка.

Воин поспешно схватил поданную ему красную одежду и спрятал ее под своим плащом.

— Если я кого-нибудь из вас выпущу, то мне отрубят голову и подвесят ее под городскими воротами в птичьей клетке.

Воин повернулся и ушел назад к костру.

Софэр сказал мне:

— Лучше быть голодным нищим на берегу, чем сытым гребцом на царском корабле. Я напишу письмо другу, мудрому Сунханиафону, а ты постарайся разыскать его и спасти всех нас.

Софэр достал кусок папируса, камышовую тростинку, баночку с темным соком каракатицы[39]и стал писать письмо.

Воин вскоре вернулся. С ним шел слуга с большой корзиной на голове.

Оба остановились около корабля и передали нам корзину. В ней были хлеб, лук, большие лимоны и куски жареного мяса.

Когда все припасы были вынуты, Бен-Кадех шепнул мне:

— Ложись в корзину, не шевелись в ней и не выглядывай, пока не позволят выйти.

Софэр передал мне свернутый в трубочку папирус, я спрятал его за пазуху, затем улегся в корзину, свернувшись как только мог. Меня прикрыли пурпурной одеждой. Я неподвижно лежал в темноте и чувствовал, как корзину подняли, передали через борт корабля слуге. Потом я слышал мягкий звук шагов. Меня несли куда-то. Один раз какой-то голос окликнул:

— Чей ты? Что несешь?

— Я слуга начальника гавани, несу рыбу.

— Ты бы уступил нам одну рыбешку!

— Она вся сосчитана.

— Эх, жадный! О, чтоб Мелькарт разорвал тебя на части!

Через несколько времени корзина тряхнулась и ударилась о землю.

— Вставай! Довольно я тебя нес. Теперь пойдем вместе. — Слуга крепко схватил меня за руку и вытащил из корзины.

— А куда мы пойдем?

— Понятно, куда: в дом моего хозяина. Он давно хотел иметь мальчика для посылок.

Его слова меня испугали: «Меня хотят сделать слугой! А письмо?..

Товарищи на корабле ждут моей помощи. Нужно убежать!»

Мы шли по пустынной улице. По обе стороны тянулись стены домов, сменяясь густыми зарослями широколапых кактусов. За стенами иногда слышались голоса, плач ребенка, заунывная песня. Сумерки все сгущались, быстро наступала ночь.

В конце улицы послышался шум, и нам навстречу метнулось несколько бродячих собак. Они с визгом бросились вниз, под кусты кактуса, и мгновенно исчезли. Я вспомнил мудрое правило Гамалиеля: «Где пролезает собака, она показывает путь к сладости огорода и спасению от наказания». Я не колебался и вцепился зубами в руку слуге. Он выпустил меня, а я бросился на землю, отыскивая ту лазейку, где только что скрылись собаки.

Ползком я стал пробираться под колючими лапами кактуса.

Сзади слышались ругательства слуги, несколько комков земли полетели мне вдогонку, но, не останавливаясь, я карабкался все дальше по собачьему ходу. Всюду висели клочья шерсти. Уже шея и руки мои были исцарапаны, но что до этого! Я был на свободе и думал только о письме, которое мне нужно было скорее доставить ученому Сунханиафону.

Кактусы кончились. Впереди в сумерках вырисовывался небольшой сад.

Справа было каменное здание с покатой крышей, на которой блестели стеклянные шары. Под крышей тянулся ряд колонн. Между ними стояло каменное изваяние чудовищного бога с громадной бараньей головой. Два рога завивались около ушей. Я стал обдумывать, что делать дальше.