Петр Карстенович фон Дифенбах – вот уже пятый год служил полицмейстером в Тифлисе. Он быстро вник в местные особенности – и понял их. Хотя душа не до конца обрусевшего немца никак не могла принять подобное. Источники информации барон фон Дифенбах выдавал неохотно. Особенно жандармам. Ведь те никогда с этими самыми особенностями и тонкостями работы на Кавказе особенно не считались. Частенько рубили с плеча. А это не нравилось Петру Карстеновичу еще больше. Очень уж не любил он, когда ломают всю его работу.

– Из весьма надежных источников, – решил отделаться казенной фразой полицмейстер.

– Значит, от уголовного элемента, – сделал вполне логичный вывод граф Сегеди, – который вы не хотите мне называть. А вы не считаете, что это может быть банальное сведение счетов? Нашими руками.

– Никак нет, – покачал головой барон фон Дифенбах. – Раз заговорили о политических, то понимали – дойдет до меня и до вас, граф. А с нами таких шуток не шутят. Давно отучили.

– Да, тут вы правы, барон. Шутить с собой мы никому не позволяем. Я выделю вам своих людей. Вы еще и казаков возьмите... Хотя тут уж не мне вас учить, Петр Карстенович.

– Кто будет возглавлять ваших людей?

– Князь Амилахвари, – сказал граф Сегеди. – Этот молодой человек стремится искупить вину за побег Никиты Евсеичева. Так это будет для него хорошим шансом.

Петр Карстенович вышел из кабинета начальника Тифлисского жандармского управления. А уже через четверть часа на его месте стоял навытяжку молодой князь Амилахвари.

Вы, милейший Малхаз Гурамович, допустили серьезный промах с этим столичным выскочкой, – говорил ему граф, шагая по кабинету перед столом. – Я ведь предупреждал вас относительно него. Он весьма – чрезвычайно – опасен. Он выученик вашего дяди – покойного Аркадия Гивича. А да будет вам известно, милейший Малхаз Гурамович, что именно я рекомендовал его в Питер – в Третье отделение. Я отлично знаю, на что был способен ваш дядя – царствие ему небесное, И если этот Никита Евсеичев воспринял хотя бы десятую часть его науки, то вы не должны были отнестись к нему столь легкомысленно. Взять всего лишь один возок. Без конвоя. И это у нас – в Тифлисе!

Граф всплеснул руками, изображая крайнюю степень раздражения. Однако все знали, что если Сегеди называет кого «милейший» и по имени-отчеству – это еще не слишком страшно. А вот когда переходил на обращение по званию и добавлял словечко «драгоценный» или, хуже того, «драгоценный мой» – тогда дела действительно плохи. Граф в ярости. Ледяной. Той самой, что замораживает людей не хуже взгляда Медузы Горгоны.

Однако и при таких разносах, вроде нынешнего, всегда надо стоически терпеть, не произнося ни единого слова. Что молодой князь Амилахвари и делал.

– Вы слышали, верно, поручик, – внезапно сменил тему граф, – про нападение на казначейскую карету? Конечно, вы не можете об этом не знать. Так вот, оказалось, что господа революционеры привлекли слишком много опасного внимания нашего уважаемого полицмейстера. А потому воровские старшины Тифлиса выдали ему через его же информантов местонахождение резиденции этих самых революционеров. Или, по крайней мере, одной из их групп. Я приказываю вам. поручик, взять взвод жандармов и присоединиться к полицейским и казакам, которые будут штурмовать эту самую резиденцию. Постарайтесь достать для нас одного-двух революционеров живыми. Однако не стоит в этом слишком усердствовать. Главное сейчас их уничтожение. Публичный суд сыграет им только на руку

Граф смерил молодого князя своим фирменным испытующим взглядом. Тот выдержал его, хотя ему очень хотелось отвести глаза.

– Надеюсь, вы не подведете меня в этот раз, поручик. Свободны.

Князь Амилахвари поспешил покинуть кабинет графа.

Кружили мы по городу не особенно долго. Буревестник заранее выяснил у спасенного мною от городового мальчишки, на каком именно рынке было дело. И нам осталось только прокатиться по ближайшим к нему гостиницам. В одной из них я и опознал ту, где останавливался. Как мне показалось, целую вечность назад. А ведь прошло времени всего ничего. Даже оплаченная неделя еще не истекла.

Забрав ключи, я поднялся в свой номер. Буревестник следовал за мной тенью. И надо сказать, пару раз это оказалось вовсе не лишним. Наверное, я все-таки переоценил свои силы. Пока поднимался по небольшой лестнице, меня пару раз начинало вести в сторону. В первый я вовремя оперся на стену. Во второй же Буревестнику пришлось меня буквально ловить.

В номере я опустился на кровать, тяжело дыша.

– Никита, Никита, – покачал головой Буревестник, – зачем же вы так с собой? В гроб же сами себя загоните.

– Не думал, что подняться по этой чертовой лестнице окажется так тяжело.

– И много у вас вещей, Никита? – поинтересовался Буревестник, оглядывая номер,

– Саквояж я так и не успел распаковать. И пальто еще в шкафу висит. Только оно для Питера предназначено. Тут в нем слишком жарко,

– От Питера мы и правда далековато, – кивнул Буревестник, садясь на стул.

Я же решил, что мне достанет сил вытащить из-под кровати саквояж. Оказалось, что на это меня вполне хватает. Я раскрыл его и вынул маузер в кобуре. И это было крайне необдуманным поступком. Потому что я сразу же услышал скрежет взводимого револьверного курка.

– Успокойтесь, Буревестник, – сказал я, даже не глядя в его сторону, хотя это и стоило мне известных усилий. – Я просто проверяю – на месте ли мое оружие Вдруг тут уже успели пошуровать мои бывшие коллега. Уж этого-то монстра они бы мне ни за что не оставили.

Я аккуратно, стараясь не делать лишних движений, извлек из кобуры свой маузер. Кинул его Буревестнику. Тот легко поймал увесистый пистолет левой рукой.

– Знаю такие, – кивнул он. – Револьвер бьет мощнее, и он намного надежнее этой игрушки. – Лидер революционеров кинул его мне обратно.

Я даже не стал пытаться ловить маузер на лету. Тот упал рядом со мной на кровать, что меня вполне устраивало.

Сунув пистолет в кобуру, я поместил ее на привычное место. И сразу почувствовал себя куда увереннее.

Я закрыл саквояж. Решительно поднялся на ноги. Коленки еще предательски подрагивали, однако спуститься по лестнице и дойти до извозчика уж как-нибудь сумею. Если что, Буревестник поможет. Лидер революционеров, кстати, забрал из шкафа мое пальто. Сделал мне приглашающий жест