«Инфаркт?..» – обмершее сознание откликнулось на фактор боли полувопросом-полуутверждением.

– Ещё рано. Твой срок не настал, – ледяным тоном донеслось из-за спины.

Чудом открывшееся второе дыхание дало мне сил развернуться.

И не упасть.

В принципе, я никогда не пасовал перед жизненными трудностями. Наоборот, с годами я искренне привязался к неизбежности проблем и нахожу кайф в восприятии грядущих неприятностей.

Они мой допинг для упорства в достижении цели.

Но я и не предполагал, что встречусь с препятствием несколько иного рода, чем все познанные мной раньше вызовы бытия. Настолько иного рода, что уж там скрывать…

В зеркале на стене стояла Смерть.

Один в один, какой её принято изображать. Копия недошутника Валерия. Но, судя по реакции моего вмёрзшего в грань миров сердца, являлась явно не им…

Без тени сомнения я знал: передо мной находится не человек.

А самая настоящая Смерть.

Тень ужаса стремительно закутывала душу в саван безысходности. Тело словно отключилось. Я не чувствовал ни рук, ни ног, утратил способность двигаться и говорить. Мысли спутанным в клубок роем вылетели из головы.

Обездвиженный в своём внешнем и внутреннем проявлении, я парадоксальным образом не потерял себя, а нашёл.

Отвлекающие факторы исчезли, и я превратился в одно сплошное осознание. Восприятие и постижение сути воспринятого слились воедино. И мне мгновенно понравилось это новое состояние.

Я вошёл в паузу безусловной гармонии.

– Теперь не боишься. Хорошо, – сказала Смерть.

Почему-то я знал, что она мужского рода.

Мне не требовалось отвечать. Смерть читала меня, как раскрытую книгу.

– Мне кое-что нужно от тебя. Поэтому я приду снова.

Эти слова не вызвали у меня ни страха, ни радости. Не вызвали вообще никаких чувств. Онемевшая душа могла только воспринимать происходящее, никак не реагируя на него.

– И с каждым моим приходом ты будешь приближаться к Черте и переходить через заданную ею границу. И с каждой новой трансформацией ты будешь пересекать следующую Черту. В этом движении состоит суть лично твоей и всецелой, Мирозданческой эволюции.

Мир резко поплыл, картинка общественного сортира неудержимо размывалась.

Всё завертелось вокруг, когда Смерть одним стремительным движением вышла из зеркала и вплотную приблизилась ко мне.

– А сейчас иди, – дохнула мне в лицо запредельная чернота.

Удивительно, но не смрадом ужаса и разложения пахнуло оттуда на меня. Аромат весенних фиалок, нежных, напоённых обновлённым солнцем, свежим ветром и светлыми грёзами овеял, обнял мою душу.

И она отмерла, оттаяла и раскрыла вжатые в землю крылья.

Я жадно, но легко глотнул прежде нехорошего туалетного воздуха. Наполненный касанием запредельного, он благоухал цветущим майским садом…

Вдох принёс силу. Энергия вошла в меня мощной волной.

Подхваченный её напором, я вылетел в коридор.

Вернее, меня туда буквально вынесло.

«Мне кое-что нужно от тебя. Поэтому я приду снова», – эти две фразы виделись мне повсюду. И образ Смерти, парящий на заднем фоне. Он пугал и вдохновлял одновременно. До чего же полон противоречиями наш мир! Наверное, именно они и придают ему гармоничную целостность! Смерть помогала мне жить.

Я чувствовал её неотрывный взгляд. Но он почему-то не пугал меня. Что-то очень своё, почти родное ощущалось в незримом контакте с ней.

Может быть, потому что самый близкий родственник имеющейся у нас жизни – это Смерть?

Тогда я не знал точного ответа на данный вопрос.

Но мне отчаянно хотелось его узнать.

Едва душа достигает определённого уровня развития, тайны Мироздания не пугают, но привлекают её. Знание приобретает статус желанного и превращается в осознанный путь духовного становления. Невозможно расти душой, закрывшись в ограниченном мирке окаменевших от времени представлений и стереотипов.

– Вот трепло! Писатель-фантаст несостоявшийся!

– Ага! Байки травит на ходу!

– На ходу он сказки сочиняет! Слышь, с твоим воображением тебе не в актёры, а в драматурги идти надо было!

Актёрская компания стебалась от души. Они перебрасывались шуточками, ловко жонглировали ироническими комментариями, делая вид, что не замечают породившую сарказм причину.

Посреди веселившейся публики стоял потерянный в толпе и в себе, неприкрыто испуганный мужчина.

Сплочённость мини-группы подчёркивала одиночество личностной непонятости.

Издали я узнал бедолагу.

Только у одного человека в театре имелась столь блестящая внешность, вся суть которой отразилась в безразмерной лысине.

Жертва неудачных игр ДНК. Человек с абсолютным отсутствием какой-либо растительности на теле (лично я не проверял, конечно, но безбровное и безресничное лицо являлось веским тому доказательством).

Валерий Соколов. Да, тот самый недошутник в костюме Смерти.

Но сейчас, очевидно, страдать выпало ему. В расплату за недавнее издевательство надо мной он случился эпицентром чьего-то злого розыгрыша.

Всякое действие рано или поздно возвращается по первоначальному адресу.

– Да нет, я точняк его видел! Прям как тебя вижу! Данияр!

Схватив за рукав худенького паренька, он попытался привлечь его внимание. Но безрезультатно.

Небрежным жестом освободив рукав из цепкого захвата, Данияр продолжил паясничать вместе с остальными актёрами. Валерий потянулся было за кокетливой миловидной девицей, но, предвидя исход попытки, прервал себя на полпути. Тяжело вздохнув, он побрёл прочь.

– Валерий!

На мой призывный крик страдалец откликнулся с поразительной готовностью. Хотя что ж тут поразительного.

Изгнание из группы – наказание, страшнейшее для первобытного человека и весьма неприятное для обитателя современных реалий.

– Добрый вечер. Ты почему на репетицию не пришёл? Опять штраф выписывать?

Ненавижу играть роль карающего диктатора, но в театре без данного образа никак не обойтись. Творческие люди – народ несобранный и необязательный.

В большинстве, но не все поголовно, разумеется.

Валерий вцепился в мою ладонь как в спасательный круг. Кисть, зажатая в его здоровенных лапах, взорвалась огненной болью. Белое кольцо отчётливо светилось на безымянном пальце. Украл он его, что ли? И ради этого разыграл спектакль со Смертью? Выходит, он тоже в курсе… Ой, руку сейчас сломает!

Одновременно держать лицо, осознавать происходящее и внимать – испытание, я вам скажу, на подлинную мужественность!