— Спасибо вам за всё, — сказала Трепетная искренне. — И вам, Почтенная. Только благодаря вам я буду действительно жить.

— Я забочусь обо всех, кого воспитала, — серьёзно ответила Грация и тоже поцеловала её в щёку, оставив на ней красный след от помады. — В добрый путь, дорогая. Тебя точно встречают?

— Да, тот мужчина за окном, это посыльный Шада. Вы видели его вчера.

— Счастливо тебе, Трепетная, — с доброй завистью сказала Болтливая. — Если я поселюсь у маргота, приезжай! Ты будешь знать меня как «маргаса Болтливая»!

— Обязательно! — рассмеялась Трепетная. Жница поцеловалась с ней тоже, и, погладив её по тонкому плечу, сказала ей:

— Будь счастлива, Трепетная. Новая жизнь — это прекрасная и долгожданная гибель для старой.

Та посмотрела на неё боязливо, но сумела улыбнуться всем остальным девушкам и ушла, помахав им рукой напоследок.

— Ну-с, — вздохнула Грация и посмотрела на завистливую Угрюмую, задумчивую Хитрую, хмурую Злую и остальных. — Теперь её комната на втором этаже свободна.

— А можно её мне? — спросила Ехидная.

— Нельзя, тебе если дать высокую кровать, у тебя с неё все вечно падают. Нет, нам нужна новая дочка. Разумеется, спешить мы не будем. Но, если кто из вас знает девочку, что мечтает попасть в «Дом», приглашайте. Посмотрю.

Некоторые отвели взгляд, однако Жница лишь пожала плечами.

«За городом такие девочки едят листья с деревьев и ловят крыс. Любая из них предпочла бы одеваться в тафту и поутру пить кофе, как мы. Тело смертно и всё равно порочно, а голод многих преследует и на том свете».

— Ну всё, хватит толпиться, — велела им Грация.

И Эйра, выждав момент, вновь бросилась за ней, чтобы отпроситься на ночь.

Грация выслушала её, стоя у декоративной колонны и водя по лакированному дереву своим тонким пальцем.

— Угу, угу, — недовольно произнесла маман. — Я слышала, как ты возвращаешься на заре и грохочешь вёдрами. Потом спишь до обеда. Ты в своих отлучках проводишь едва ли не больше времени, чем на работе. Сегодня я тебя не отпущу.

Но Эйра привыкла к её возражениям.

— А если часа в два ночи? Ну когда совсем последний подпитый толстосум завалится внутрь, и Чаркат его пропустит лишь потому, что никто не пришёл больше?

— Ночью, бывает, к нам приходят самые многочисленные и щедрые гости.

— Редко, Почтенная. Уж точно никто из них не придёт, скажем, часа в четыре утра, когда уже занимается заря.

— Нет, Жница, хватит! Сегодня ты работаешь, и, более того, если я ещё раз увижу, что кто-то от тебя уходит с озадаченным лицом, я твой четвертак снова себе оставлю. Держи себя в руках, поняла?

Эйра вздохнула и смирилась, что ничего с этим не поделать.

Она пыталась, как от неё требовалось, быть не молчаливой и задумчивой, а загадочной и соблазнительной. Увлекала мужчину в полумрак своей спальни, медленно раздевалась, гибким ужом прижималась к его телу…

Но потом, подняв глаза, всё равно видела в лице гостя настороженность, а не вожделение.

«Почтенная права, мне сложновато работать, когда я думаю о мертвецах. Гости это будто чувствуют, или выражение у меня делается слишком уж отсутствующее».

К счастью, за десять лет своего ремесла она научилась исправлять подобные оплошности. Её поцелуи были мягкими, но очень чувственными; а руки с длинными чёрными пальцами творили чудеса ещё до того, как она приступала к делу.

Но ночь сменялась днём, томные вздохи — шумом улицы, нежные касания — шарканьем ботинок. Уже к следующему вечеру Эйра вновь добилась возможности уйти. Всё благодаря тому, что на её долю выпало неожиданно много желающих, и она и устала, и славно потрудилась. Госпожа Грация отпустила её охотнее обычного.

Теперь путь Эйры лежал не на городское кладбище, а к так называемым Лордским Склепам. Это тоже был погост, но для бывшей знати. Он располагался ближе к Покою, особняку маргота, и давно зарос тисами. Пройдя Лордские Склепы насквозь, можно было выйти на тропу, по которой маргот ездил в пещеру к Скаре. Но Эйра, естественно, не собиралась умирать раньше времени и потому пришла к тисовой роще со стороны города.

Ночь укутывала покосившиеся статуи и склеп с проваленной крышей. Могил было совсем немного: здесь перестали хоронить с тех пор, как Морай принял правление. Зато и попасть сюда было легко. Иные лорды ограждали своё кладбище от черни не менее тщательно, чем своё жилище; но маргот, напротив, установил стену Покоя так, чтобы отделить себя от погоста. Словно провёл ту самую черту, что проводила и сама Эйра, когда покидала кладбище.

Однако здесь было совсем не так пусто. Меж деревьев сновали пёстрые псы и полосатые гьеналы. Похожие друг на друга, одни более горбатые, другие менее, они были чем-то средним меж шакалами и гиенами. Они скалились на девушку из-за оградок; брели следом, морща носы и показывая клыки; и постоянно пробегали перед ней, взъерошив короткую шерсть на загривках. Их пестрота хорошо маскировала их среди тисовых иголок.

— Именем Бога Горя, исчезните, — цыкнула на них Эйра. Она изредка бывала в Лордских Склепах и раньше тоже обращала внимание, что здесь можно встретить чуть ли не всю свору маргота. — Кыш отсюда!

Псы хрюкали, утробно рычали и продолжали сжимать вокруг неё кольцо. Но не решались нападать. У них не было должного вожака; хотя огромные следы, не меньше человеческой стопы, виднелись и тут.

«Главное — не показывать страха», — напоминала себе Жница. — «Схаал не позволит им».

Она поставила свою сумку на один из могильных камней. Разожгла свечку. И стала следить, как та ведёт огоньком вправо и вперёд.

— Сын тоскующей души, ответь мне, — произнесла Эйра и вновь растёрла под носом листья змееголовника. Прохладный сладковатый запах проник в нос. — Я пришла тебя искать.

Она скосила глаза на огонёк свечи. Тот подрагивал, указывая всё то же направление: вперёд и вправо.

И она пошла.

От света гьеналы разбежались дальше. Круг стал шире. Они мелькали в полумраке, будто стая хищных серебристых рыб. Эйра двигалась медленно, обходя ограды и кусты могильных роз, чтобы не ничего не пропустить. Она смотрела то на огонь, то себе под ноги, на росистую траву.

Тихие шепотки доносились до её разума. Не все здесь спали спокойно. Кто-то почивал, вероятно, не под украшенными гравировкой надгробиями, а под мшистыми буераками, выкинутый сюда из особняка.

«Сегодня я не буду вас слушать, у меня дело», — думала Эйра и делала шажок за шажком.

Пока не нашла обрывок хлопкового рукава на одной из оградок. За ней, чуть дальше, в траве лежала обглоданная псами кость. Те столпились, обнюхивая