– Очень долго, – сказал Мако. – Он давно должен был сообщить всем волю духа. Наверное, дух гневается.

Нет, дело было не в том, что гневается какой-то лесной дух. Вокруг шамана схлестнулись в поединке силы Света и Тьмы. Они бились с такой яростью, что я мог видеть это. Клубы едва различимого дыма вились вокруг Большой Пальмы. Дикари тоже разглядели их, и я понял, что индейцы не на шутку перепугались.

Прошло, наверное, около часа. Почти стемнело. Шаман продолжал судорожно извиваться. Человек не в силах выдержать такого напряжения. И наконец, шаман еще раз с трудом приподнялся, потом снова упал на землю, дернулся и замер. Вместе с ним замерли барабаны. Все! Поединок закончен.

Шаман, покачиваясь, встал, но ноги не держали его, и он снова упал. Никто даже не пошевелился, чтобы помочь ему. И вот шаман опять поднялся. Теперь было видно, до какой степени он измотан. Подняв руку, он забормотал что-то на своем языке. Когда он закончил, окрестности огласились громкими воплями индейцев, которые могли означать что угодно – ярость, радость, испуг, отчаяние.

– Что он сказал? – спросил я.

– Он сказал – Дух Большой Пальмы решил.

– И каково это решение?

– Белые демоны и индеец должны умереть. На огне

– Ну вот… Приехали! И когда же нас казнят?

– Прямо сейчас.

* * *

– Надо было все-таки в самом начале задать им хорошую взбучку, – проворчал Генри, исподлобья разглядывая темнеющую в полутьме груду хвороста – на нем предстоит обратиться в прах нашим телам, делам и надеждам.

Нас снова перенесли в деревню. Костер взметнется в самом ее центре,

– Это было бы бесполезно, – сказал я.

– Черта с два! Это все вы с вашими потусторонними соображениями. Когда дела обстоят так, что не остается никаких шансов на спасение, нет ничего разумнее безумного порыва.

– Вряд ли это нам подходило.

– У меня ничего не получается, – сказал Адепт. – Я все время пытаюсь ухватиться за цепь событий и хоть немного сдвинуть ее. Никакого результата. Хранитель надежно опутал нас,

– К чему суета перед лицом смерти? – замогильным голосом произнес Мако.

– Уж лучше бы помогли мне. – Генри крякнул и высвободил одну руку из пут.

Он снова задергался, пытаясь освободиться. Индейцы не обращали на нас никакого внимания. Наши охранники наблюдали за тем, как растет гора хвороста для костра. Горючее подготавливалось заранее, поскольку при такой влажности найти подходящее топливо для костра нелегко.

– Сейчас я освобожу вторую руку, – сказал Генри. – А потом шарахну по голове того, со шпагой, помогу освободиться вам, и мы устроим им тут такое…

Он уже почти осуществил свое намерение.

– Нхаба каба ма! – заорал ближайший к нам дикарь и стал жестикулировать.

Тут же на Генри навалилась целая толпа индейцев. Свободной рукой он сшиб с ног двоих, но больше ничего сделать не успел. Его снова спеленали да так, что он и пальцем пошевелить не мог. Была потеряна приятная возможность затеять перед смертью приличную драку.

– Интересно, нас поджарят поодиночке или всех скопом? – поинтересовался Генри.

– А как предпочел бы ты?

– Лучше поодиночке. Мне хотелось бы по-братски оплакать вас. Пусть даже эта скорбная обязанность затянется лет на пятьдесят. Я буду каждый День ставить вам по свечке.

– Не будешь. Даже перед тем, как предстать пред лицом Господа, ты продолжаешь без устали молотить своим длинным, как пастуший хлыст, языком, – вздохнул я.

– По-моему, с нами все-таки разделаются поодиночке.

Действительно, нас собирались жечь поодиночке. И начать они решили с… меня! Когда меня потащили к месту казни, я не выдержал. Не думаю, что этого стоит стесняться – большинство цивилизованных людей на моем месте повели бы себя еще менее пристойно.

– Отпустите! Отпустите, дьяволовы дети! Обезьяны! Я не хочу!

Почувствовав на лице дыхание огня, я тут же замолчал, закрыл глаза и стал ждать, когда придет адская боль. Она будет длиться недолго. Это, в конце концов, не так страшно, как объятия Торка или прохождение через вторые врата…

Прошла минута. Вторая. Боль не приходила. Потом я почувствовал, что меня снимают с шеста и несут к остальным пленникам.

Голова была пуста, в ней не оставалось ни одной мысли. Я только понимал, что смерть почему-то замешкалась. Надолго ли?

А потом я огляделся и в свете взметнувшегося костра увидел его. Он стоял перед шаманом и что-то говорил, а тот смиренно слушал его. Это было невероятно! Откуда здесь мог взяться высокий бледнолицый рыжеволосый человек в черной тоге?

Застывшая толпа дикарей пришла в движение. Индейцы подскочили к нам. Откуда-то в их руках появились чаши с прозрачной жидкостью. Я отказывался пить, но мне запрокинули голову и насильно влили в глотку обжигающее содержимое чаши. Голова пошла кругом. Последнее, что я услышал, были слова Генри:

– Эти животные отравили нас…

* * *

Первое, на что я обратил внимание, когда очнулся, это на давно позабытую прохладу. Было даже зябко. Я никак не мог разлепить веки. Когда мне это, наконец, все же удалось, я увидел перед собой слабо светящееся изображение бабочки с удлиненным человеческим лицом. Я попытался повернуть голову, виски пронзила острая боль. Потом я вспомнил все.

Страшно хотелось пить. Кто-то угадал мои мысли, и я увидел перед собой кубок с прозрачной жидкостью. Услышал слова, произнесенные женским голосом. В них было что-то знакомое. Где-то я слышал этот язык, правда, немного измененный. Додумать эту мысль я не успел. Сделав два глотка, снова провалился в небытие…

Проснулся я с ясной головой, без труда приподнялся на ложе, огляделся. Я лежал на каменном возвышении в большой комнате с низким сводчатым потолком, на котором была выложена мозаика, изображающая различные трансформации бабочек. Стены были расписаны яркими картинками, нарисованными будто вчера. На них – загадочные животные, странные предметы, пирамиды, похожие на те, что я видел в Египте восемнадцать лет назад. Комната освещалась не пламенем факелов или свечей. В центре ее пылал розовый шар ровным, немерцающим светом. Нечто подобное мне доводилось видеть в хранилищах Орденов.

Мебели в помещении не было. Царила прохлада, удивительно, что она возможна в самом центре сельвы. Хотя, вероятно, я уже на том свете? Может быть, так и должен выглядеть духовный мир, в который мы приходим, перешагнув порог земной жизни? Стоп! Не надо забивать голову глупостями. Конечно, мы на этом свете. Просто, нас в бессознательном состоянии принесли сюда. Куда сюда? Я надеялся вскоре найти ответ на этот вопрос.

Я не заметил в комнате ни окон, ни дверей – сплошные расписанные фресками и выложенные мозаикой стены. Чем-то все это напоминало мне древний храм. На полу стоял поднос (Боже мой, золотой!) с едой – мясом, фруктами, какими-то напитками. Я был изрядно голоден и набросился на угощение. Закончив с трапезой, исследовал комнату, каждый ее угол, и не нашел никакого намека на дверь.