писала: «Массы понимают, что мало отнять у буржуазии ее материальные богатства, нужно отнять у нее то, что составляло до сих пор ее главную силу – монополию знания». Дети представителей «нетрудовых слоев» лишились права получать знания.

Когда Ленин с Крупской переехали в Москву, то первые две недели прожили в гостинице «Националь», потом обосновались в Кремле. Сначала в Кавалерском корпусе, где за семьей ухаживали кремлевские служащие. Потом им подобрали бывшую прокурорскую квартиру на третьем этаже большого здания судебных установлений, в конце коридора, где находились и зал заседаний Совнаркома, и служебный кабинет главы правительства.

Как писал сам Владимир Ильич, квартира – «размером четыре комнаты, кухня, комната для прислуги (семья – 3 человека, плюс 1 прислуга)». Всем – Владимиру Ильичу, Надежде Константиновне и младшей сестре Ленина Марии Ильиничне – досталось по комнате. Еще одну – проходную – сделали столовой. Но обычно ели в кухне. Владимир Ильич любил, когда ему готовили грибы, баклажаны, паштеты, бефстроганов.

Прислуга, упомянутая Лениным, это Саша Сысоева, которая долго жила в семье вождя и вела хозяйство. Она была двоюродной сестрой известного некогда революционера Ивана Васильевича Бабушкина, ученика Крупской в вечерне-воскресной школе.

Ленин не одобрял, когда Надежда Константиновна задерживалась у себя в наркомате. Отправлял за женой машину. Звонил ее секретарю:

– Верочка, гоните Надю домой, машину я послал.

Секретарь заходила в кабинет и начинала собирать ее портфель.

– Что, уже звонил? – спрашивала Крупская.

– Звонил, звонил, Надежда Константиновна. Машина сейчас придет.

Подниматься на третий этаж в свою квартиру при очень высоких кремлевских потолках было Крупской трудновато. Больное сердце давало о себе знать. Ленин попросил устроить лифт. Он и сам очень уставал. В октябре 1917 года началась жизнь, к которой он совершенно не был подготовлен. Крупская всегда говорила: «Володя любит только тишину и чистоту». А после революции он оказался в центре настоящего смерча.

В конце 1921 года Крупская стала отмечать, что муж уже постоянно страдает сильными головными болями и чаще прежнего жалуется на усталость. 6 декабря они уехали в Горки. Вообще старались больше жить за городом. Но свежий воздух не помогал. Владимир Ильич плохо спал, вставал в дурном настроении и неработоспособный.

Бессонница была лишь первым симптомом. Ночью – рвота и сильная головная боль. Проснувшись утром, Ленин не мог произнести нужные слова. Взял газету – буквы расплылись. Хотел что-то написать, рука не слушалась. И ему самому, и Надежде Константиновне стало страшно. Когда Ленин шел по коридору, у него произошел сильный спазм – отказала правая нога. Паралич. Он рухнул на пол.

28 мая 1922 года профессор-невропатолог Василий Васильевич Крамер поставил диагноз: «артериосклеротическое страдание головного мозга». У Ленина произошло поражение моторно-речевой зоны головного мозга в результате закупорки сосудов.

В их совместной жизни наступал горестный период. Отныне он больше, чем когда бы то ни было, зависел от жены. И еще больше оценил ее. Не все жены способны полностью посвятить себя тяжелобольному мужу. И только очень проницательные люди сознавали реальную роль, которую сыграла Крупская в жизни Ленина, придавая ему силы на протяжении стольких лет, очень трудных для них обоих…

Сама Надежда Константиновна была сугубо нездоровым человеком. Она утратила женскую привлекательность, располнела и подурнела. Глаза у нее были навыкате. Недоброжелатели зло называли ее «селедкой». Крупская страдала базедовой болезнью. Ее диагностировали весной 1913 года.

По совету врачей они жили в горах в Поронино. Не помогло. Надежда Константиновна жаловалась свекрови:

«Я на инвалидном положении и очень быстро устаю. Ходила я электризоваться целый месяц, шея не сделалась меньше, но глаза стали нормальнее, и сердце меньше бьется. Тут в клиниках нервных болезней лечение ничего не стоит, а доктора очень внимательны».

Ленин сообщал товарищу по эмиграции Григорию Львовичу Шкловскому (секретарю Бернской секции РСДРП), с которым сблизился:

«Приехали в деревню около Закопане для лечения Надежды Константиновны горным воздухом от базедовой болезни. Болезнь же на нервной почве. Лечили три недели электричеством. Успех равняется нолю. Все по-прежнему: и пученье глаз, и вздутие шеи, и сердцебиение, все симптомы базедовой болезни».

Лечили ее неправильно. Не знали тогда, что болезнь Базедова, или Грэйвса, – одно из самых распространенных аутоиммунных эндокринологических заболеваний. Избыточная секреция щитовидной железы ведет к отравлению организма гормонами. Сейчас бы ей помогли, а тогда жена Ленина фактически осталась без медицинской помощи.

Решились обратиться к профессору бернского университета хирургу Теодору Кохеру. В июне 1913 года он оперировал Крупскую – провел резекцию щитовидной железы.

«Операция была, по-видимому, довольно трудная, – писал Ленин матери, – помучили Надю около трех часов – без наркоза. Но она перенесла мужественно. В четверг была очень плоха – сильнейшие жар и бред, так что я перетрусил изрядно. Но вчера уже явно пошло на поправку, лихорадки нет, пульс лучше».

Стало легче, но ненадолго. В апреле 1914 года Ленин писал Арманд:

«Надя настояла-таки на днях попробовать велосипед: в результате после пяти минут езды повторение всех симптомов базедки: и неподвижность глаз, и рост опухоли, и страшная слабость и т. д. Вероятно, вторая операция будет неизбежна, а пока попробуем горы в Поронине».

Не имея детей, Надежда Константиновна посвятила жизнь мужу. Их объединяли общие идеалы, взаимное уважение. Нельзя говорить, что их брак был неудачным. Владимир Ильич ценил жену, сочувствовал ее страданиям. И она в трудные для него годы отплатит ему сторицей.

«Сидели на большом совещании, – вспоминала помощница Крупской, – и вдруг она говорит:

– Выведите меня, я потеряла зрение.

Под руку вывела ее в другую комнату. Сильно испугавшись, что Крупская ослепла, хотела звонить Владимиру Ильичу, но она не разрешила. К счастью, потеря зрения оказалась временной, продолжалась часа полтора, врач объяснил это истощением организма».

Внезапная слепота – лишь одно из последствий ее недуга. Другие – слабость, одышка, тахикардия, повышенное давление, хроническая сердечная недостаточность.

Луиза Брайант, жена летописца революционных дней американского журналиста Джона Рида, сама написала книгу «Шесть красных месяцев в России». Она запечатлела облик Крупской: «черное платье, бледное лицо и белые без колец руки».

Английский корреспондент, побывавший у Надежды Константиновны в наркомате просвещения, озаглавил газетную заметку – «Первая леди». Владимир Ильич заметил, что правильнее было бы иное название, а именно: «Первая оборванка».

Он, конечно же, шутил. Однако пренебрежение его жены собственным гардеробом было притчей во языцех. Крупская вообще не придавала своей внешности никакого значения. Можно было бы сказать, что она махнула на себя рукой. Но она, скорее, действительно была равнодушна к материальному миру, что вполне соответствовало взглядам образованной публики в начале века.

«Надежда Константиновна, – вспоминала Мария Ильинична, – никак не решалась, например, надеть платье, которое ей