Изучив данные, полученные с помощью независимых детекторов, Вебер заявил о сигналах, совпадающих с теми, что были зарегистрированы с помощью его детектора в штате Мэриленд. Совпадение сигналов с разных далеко отстоящих друг от друга и независимо управляемых детекторов действительно можно было интерпретировать как обоснование гипотезы о том, что источники сигналов имели астрофизическую природу, а не являлись следствием земных помех. Однако же Дуглас и Тайсон не обнаружили в своих данных ничего, кроме шума.

Тайсон предположил, что Джо вытягивал ложные сигналы из шумов в своих собственных данных, причем эти сигналы совпадали с теми ложными сигналами, которые Тайсон намеренно вводил в данные Вебера для калибровки детектора. “Я думал, что мы проинформировали Джо о калибровочных сигналах. Но, может, мы этого не сделали”, – говорит озадаченный Тайсон. Если Джо полагался на совпадение с этими ложными сигналами, то он мог обнаружить совпадение где угодно. Еще больший удар нанесло по теории Джо то обстоятельство, что разные группы использовали разные временные стандарты. Тайсон и Дуглас использовали среднее время по Гринвичу, тогда как Джо – североамериканское восточное время. Когда Джо записывал событие в 02:00, утверждая, что одновременные события были обнаружены Тайсоном и Дугласом также в 02:00, фактический временной сдвиг составлял четыре часа. Одновременных событий не наблюдалось. Даже если бы ситуация складывалась для Джо самым благоприятным образом, устоять после совершения таких ошибок было бы невозможно. В конце концов Вебер устранился от анализа данных, чтобы исключить любое обвинение в своей личной предвзятости, но было уже слишком поздно. Люди перестали ему верить. Он сознательно поддался соблазну ложных надежд, превратился в генератора ложных утверждений и был публично разоблачен в ходе очень унизительных для него научных форумов. Фальсификатора уличили. Тайсон говорил о Джо: “Он был великим инженером, но никудышным аналитиком”.

В конце 1980-х годов заслуженный профессор (professor emeritus) Вебер, чтобы поддерживать существование мэрилендской лаборатории, которая к тому времени представляла собой практически пустую бетонную коробку, стоявшую между лесом и полем для гольфа, использовал собственные денежные средства. Иногда ему даже приходилось демонстрировать кошелек с наличными, чтобы решить то или иное дело. О вывеске на фасаде он особо не заботился, и непогода не пощадила былую гордость слов “Обсерватория гравитационных волн”.

На территории кампуса Калифорнийского технологического института расположено строение, которое внешне выглядит как обычный трейлер. Его сложно отыскать даже при наличии айфона, карты с GPS и знания точных долготы и широты. Мне пришлось пройти по промышленной площадке, а затем свернуть в неприметный проход, ведущий к единственной двери с табличкой “40 метров” – это разговорное название прототипа интерферометра в Калтехе, а также наименование здания, в котором он размещается – своего рода подразделения Центральной инженерной службы. На электронной карте это место не отмечено, точного адреса в кампусе у него тоже нет.

Когда я, не заметив цели, оставила ее метрах в ста за собою, Джейми, на дисплее у которого высвечивались мои координаты, позвонил мне по телефону. “Я выйду вам навстречу, – сказал он, стараясь казаться более раздраженным, чем на самом деле. – Возвращайтесь обратно тем же путем, каким шли”. Так я и делаю – направляюсь в недра промзоны.

Джейми Роллинс, бывший аспирант Рая Вайсса, несколько лет проработал на прототипе “40 метров”, а затем занимал различные посты в организациях, связанных с научным сообществом LIGO. Остановившись в паре метров от него, я вопросительно указываю на дверь, ведущую в трейлер. Потом, приняв смущенный вид, подхожу поближе. “Я же дал вам карту”, – говорит он, притворяясь озадаченным.

Эта единственная дверь служит входом в импровизированное строение. Нет, не так: на самом деле это даже не строение, а что-то вроде временной выгородки, установленной здесь тридцать лет назад для разработки и тестирования детектора. Все основные работы по эксперименту проходят именно в этом трейлере. Однако в лаборатории должны поместиться две 40-метровых трубы, идущие в двух ортогональных направлениях, так что по законам природы никакой трейлер размером с обычный грузовой фургон не может заключать в себе такой детектор. Я не обходила всю конструкцию по периметру, но к ней явно должны быть пристроены какие-то дополнительные сооружения. Десятилетия труда, вместившиеся в это скромное одноэтажное строение, будут увенчаны достижением, которое, как я попробую убедить вас, заслуживает того, чтобы о нем рассказывали и писали снова и снова. Я переступаю еле заметный порог трейлера и оказываюсь там, где все посвящено подготовке эксперимента, в ходе которого будут измерены волны пространства-времени с амплитудой всего десять миллиардной триллионной длины установки.

Характерные величины, с которыми имеет дело этот эксперимент, варьируются от бесконечно малых значений до астрономических масштабов. Сигналы бесконечно малы. Их источники – астрономические. Чувствительность определяется бесконечно малой величиной. И награда за вероятный успех тоже астрономическая. Стремление человека познать Вселенную поистине огромно, и столь же огромен ожидаемый триумф.

И само сооружение, и прототип “40 метров” не принадлежат кому-то одному. Коллектив, работающий над проектом, может быть заменен другим, ученые приходят и уходят, а установка живет своей жизнью, равнодушная к тем, кто рядом. Бесчисленное количество студентов прошло через этот трейлер; каждые несколько лет полностью менялось руководство лаборатории “40 метров”. Любой элемент конструкции должен быть тщательно спроектирован, изготовлен, испытан, отъюстирован, задокументирован и затем интегрирован в работающий прибор. Лучшие технические решения тщательно испытываются, обсуждаются и, наконец, воплощаются в жизнь в двух полноценных обсерваториях LIGO (расположенных не в Калтехе и не в МТИ), где масштабируются и перенастраиваются отдельные элементы. Ни одна операция не терпит суеты, так что экспериментаторы выказывают редкое терпение, выполняя отточенные, свидетельствующие о длительной практике действия. Ученые, конечно, двигаются не в таком замедленном темпе, как астронавты на космической станции, но они столь же уверенны и неспешны. Иногда лаборатория пустеет. Это значит, что участники эксперимента, находясь в душной комнате управления установкой, следят за работой интерферометра.

Джейми протягивает мне защитные очки, а другие надевает сам. Как ни странно, они очень похожи на те, которые он носит изо дня в день. Затем мы натягиваем на обувь бумажные бахилы, чтобы уличная пыль не попала на пол лаборатории. Бахилы эти всего двух видов – очень большие и маленькие; я беру маленькие. Наряженные в бахилы и очки, мы проходим через небольшое помещение, в котором, сгорбившись над компьютерами, сидят парочка аспирантов и парочка постдоков[19], минуем узенькую комнату управления с чернобелыми мониторами и в конце концов, пройдя через двустворчатую дверь, попадаем в помещение, где находится сам прибор. Над дверью, на самой двери и сбоку от нее виднеются таблички, интуитивно распознанные мною как предупреждения об опасности. Однако текст на них я не зафиксировала. Несколько недель спустя я отправила Джейми письмо с просьбой напомнить мне, что же в точности было там написано, и вот какой ответ я получила: