отвлеклись и на нас особо не обращали внимания. Тем более, наши столкновения в этот раз не прекращались в течение всей тренировки и никто уже на них не реагировал.

— Да пошел ты…

Я решил, вступать с ним в разговоры точно не сто́ит. Ни в данный момент, ни в будущем. Есть свои сложности, конечно. Как мы будем играть в одной команде при таком раскладе? Правда, Симонов сейчас числиться в запасных, но он все равно ведь есть. И в любой момент мы окажемся на льду вместе. По закону подлости, скорее всего, когда это будет важным. Но по большому счету, пусть реально идет на хрен. У меня лично все хорошо. На остальное — вообще насрать.

— Что еще ждать от тебя? — Симонов не успокаивался. — Вот и вся твоя натура. Послать, куда подальше. Весь в отца. Да? В папашу твоего. Один Алеша у вас нормальный. И то, потому что неродной.

Я практически объехал Симонова. Уже был к нему спиной. Но последнюю фразу услышал очень хорошо.

— Че ты сказал? — Сдал назад и остановился впритык к Лехе.

— Ого…Ты не знал, что ли? Вот ведь какая фигня…Я мог бы сказать, прости…но не скажу.

Симонов скалился мне в лицо. Ну…я и сорвался. Причем, сорвался не как Славик. Сорвался, как тот самый Алеша, о котором сейчас шла речь. Одна секунда ушла на то, чтоб скинуть перчатки. Во вторую секунду мой кулак уже прилетел Симонову в его довольную рожу. Произошло это настолько быстро, что остальные не сразу поняли всю ситуацию.

Пока меня оттащили от Симонова, я успел сломать ему нос и по-моему, вывернуть челюсть. Честно говоря, сам не понял. В башке что-то переклинило. Перемкнуло будто. Перед глазами было какое-то красное марево и довольная физиономия Симонова. Ясное дело, в тот момент она, эта физиономия, уже не выглядела довольной. Леха даже пытался сопротивляться. Но передо мной застыла намертво картинка. Довольная ухмылка Симонова, когда он говорит чушь про Алешу. Вот в это застывшее лицо я и бил. Не особо переживая, куда попадут удары в реальности.

Нас растащили. Причем, как сказал потом Спиридонов, я вообще был не в себе. Даже тренера не слышал. Да и тем, кто полез под руку тоже немного перепало.

Когда я начал нормально соображать, Симонова на льду уже не было. Его забрал врач команды.

— Ты чего? Совсем башню сорвало? — Толик сидел рядом со мной на скамейке.

Я покрутил головой, глядя по сторонам. Никак не мог понять, какого хрена оказался на трибуне, если только что был на льду.

— Белов! — В нашу сторону широким шагом двигался Степан Аркадьевич.

— Так…я, наверное, подожду тебя в раздевалке. Да и парни уже там. Давай, как освободишься подтягивайся. — Толик покосился на тренера, который уже практически оказался рядом. — Если выживешь, конечно…

Спиридонов поднялся со скамейки и быстро ретировался в сторону выхода.

Честно говоря, я думал, сейчас мне прилетит от тренера по самые не балу́йся. Он точно не похвалит за драку в команде.

Но Степан Аркадьевич меня удивил.

— Полегчало? — Он сел рядом. Смотрел вперед, на пустой лед.

Я молча пожал плечами. Просто сам не знал, что ответить. Не думал о случившемся с такой точки зрения. Я вообще о случившемся пока не думал. Состояние бешенства спало, но времени прошло слишком мало. В крови еще гулял адреналин.

— Вот и хорошо. Значит, можно больше не дергаться из-за вас двоих.

Я повернул голову к тренеру и посмотрел на него с удивлением. Вместо того, чтоб злиться он наоборот был вполне себе доволен.

— Вы не будете ругать?

Он развернулся ко мне лицом и усмехнулся.

— Ругать? Буду, конечно, — Степан Аркадьевич выглядел непривычно. В нем не было сейчас той жесткой строгости, которую мы наблюдали каждый день. — Драка в команде это, можно сказать, чрезвычайное происшествие. Но в вашей ситуации с Симоновым так было нужно. Даже, наверное, необходимо. Нельзя держать сильную злость, сильную ненависть в себе. Все это будет поедать изнутри и один черт выплеснется. Только в максимально неподходящий момент. Понимаешь? Во время важной игры, например. А этого я точно никак допустить не могу. Пострадает в первую очередь команда. А так…ну, набили вы друг другу рожу. Выплеснули обиду. Все. Больше это не повторится. Вот посмотришь. И Симонов, и ты…считай, точку поставили. Лучше сделать это сейчас, чем я буду беспокоиться каждый раз о вашей ситуации. Так что, сказать, конечно, скажу. Команда — это единый кулак. Одним пальцем ты врага не сломаешь. А вот кулаком… Но я рад, что эта ситуация не затянулась на гораздо больший промежуток времени. Было бы хуже. Иди в раздевалку, Белов.

Я послушно поднялся со скамейки и направился к выходу.

Глава 9

— Ну, что? Рассказывай. В подробностях. Только смотри! Ничего не упусти! Давай, прямо с самого начала. Как ты с этой девкой спутался? Вы же разные вообще. Ты — нормальный пацан. А Ленка… Вот я тоже, конечно, осел. Запал на ее симпатичную физиономию. Думал, как у Пушкина. Ну… Помните? В человеке все должно быть прекрасно… Решил, раз у нее внешность красивая, то внутренний мир тоже вполне ничего. А вышло вон оно что… Потому что в жизни всё идеально не бывает. Обязательно где-то червоточинка какая-нибудь быть должна. Либо очень красивая, либо шибко умная. Вот у меня однажды… Ладно! Не обо мне речь! Рассказывай! Откуда нарыл себе такую подружку? Которая тебя так красиво слила?

Спиридонов уселся на мою кровать и уставился на меня с выражением ожидания. Он в этот момент был похож на великовозрастного ребенка, который изнемогает в ожидании чуда. Чудо — это драматичный рассказ о сучности женской натуры. Если более конкретно, то определённой натуры с зелеными глазами.

— Слушай, что ты к нему прилепился?

Серега закинул зубную пасту и щетку в тумбочку, повесил полотенце на батарею и развернулся к нашему соседу по общаге, который вёл себя вовсе не как сосед. Такое чувство, будто это Толик у себя в комнате. А мы просто забежали в гости.

— Тебе же сказали, нет желания говорить об этой теме. А ты одно по одному. Расскажи да расскажи. Заладил, е-мое… Вот знаешь, Толян, никакой в тебе чувствительности, никакого понимания и душевной тонкости. Сухарь, честное слово. Толстокожее бегемотино. Даже не бегемот. Понял? И такта никакого нет, кстати, тоже.