двумя руками, прижала крепко к груди. Погладила, как живого, по длинным ушам. Через несколько шагов вдруг сунула пальчик в рот и зарыдала.

— Заноза-а-а!

Мать обернулась к резчику и завопила, на краткий миг перекрывая постоянный рыночный гам:

— Чтоб тебе пусто было, халабруй!

Мастер лишь усмехнулся, подхватывая с земли очередной чурбачок и зажимая его между колен.

— Метит Бог жадину-то, — прошептал он и тут же, повернув голову к Мармеладову, спросил уже в полный голос. — А вы чего изволите, барин? Медведя за двугривенный отдам, а сохатого, уж извините, за четвертак, не меньше. Могу для палки вашей приспособить, вместо оголовья.

Сыщик повертел трость в руках, но вежливо отказался.

— Нет, любезный, меня из всего удивительного мира животных интересуют лишь чудовища. В человеческом облике.

— Ты, барин, шутки шутишь, — насупился толстяк, — а мне некогда тут с тобой. Детей кормить надобно!

— Отчего же шутки… Вон, видишь бородача? Сумеешь его голову изобразить, заплачу рубль. — Мармеладов положил монету на чурбак и сказал удивленному резчику. — А если исполнишь все тихо, чтоб тот не заподозрил, получишь два.

— Сделаем, барин! Приходите через полчаса, все будет в лучшем виде.

Мармеладов и Митя успели съесть пару расстегаев, купленных у торговца вразнос. Теперь же прогуливались по площади, стараясь не терять из виду Мехмет-бея. А тот, похоже, ничего не замечал — спокойно топтался на небольшом пятачке, вежливо беседовал с покупателями.

— Ну и на кой черт тебе сдалась его голова? — поинтересовался почтмейстер у приятеля.

— Представь, что на охоте ты подстрелил тигра. Неужто его голову не повесишь на стену?

— Трофеем похвастать решил? Не похоже на тебя.

— Нет, тут иное, — сыщик говорил серьезным голосом, хотя глаза его улыбались. — Просто на тигра тебе удастся поохотиться лишь раз в жизни, два от силы. А после, глядя на голову побежденного врага, ты будешь вспоминать и переживать заново самые захватывающие моменты этой охоты. Вот и со шпионами расклад похожий. Когда еще нам повезет такого победить.

— Так это надо еще победить, — проворчал Митя. — Пока что мы не выяснили главного: где похищенная девочка?

— А вот тут ты прав. Дело нам досталось заковыристое, куда запутаннее прежних расследований. И враг, который один опаснее целой банды бомбистов. Хотя насчет главного тут бы наш юный кавалергард с тобою поспорил. Для него важнее всего уберечь государственные секреты от посягательств турецкого шпиона. И если ради этого придется пожертвовать жизнью Анастасии, боюсь, рука у Платона не дрогнет.

— Да уж, эти штабные герои… — процедил Митя сквозь зубы, презрительно, но вместе с тем печально. — Для таких как Ершов, смерть всего лишь статистика. Погибнет эскадрон, он просто фигурку с карты смахнет и даже не вздрогнет. Вот вчера мы столько покойников видели, а сегодня он про них даже не вспоминает. Бодрый и свежий, чуть не приплясывает. Я в его годы совсем не так бы реагировал…

— А как, позволь спросить, реагировал бы?

— Пил бы, братец. Три дня, никак не меньше. И то потом бы все эти отравленные гувернантки перед глазами стояли бы долго.

— Но ведь Платон, в отличие от нас, все время сражается, хоть и на незримом фронте. Отсюда и отношение. Война ведь без жертв не бывает, — Мармеладов пожал плечами, как бы изображая реакцию кавалергарда. — Ершов и про спасение Анастасии не думает совсем не из равнодушия или от душевной черствости. Взвешивает мысленно, что важнее. Вот спасем мы Анастасию, а шпиона с секретными сведениями упустим и из-за этого целый полк русской армии вырежут янычары. Стоит ли жизнь одной малышки гибели сотен солдат? Как бы ты выбрал, Митя?

— Это во что же мы все превратимся, если даже возможность такого выбора допускать начнем?! — взревел почтмейстер, своим оскалом более всего в это мгновение напоминая морду давешнего деревянного медведя. — Нечего в этой ситуации выбирать. Надо положить все силы и старания, чтобы спасть и девочку, и полк. Жизнь положить, если потребуется, но не сдаваться заранее.

— Гусар! — уважительно произнес Мармеладов, но после не удержался от дополнения. — А знаешь ли ты, сколько таких гусар стали влиятельными царедворцами? Ни одного. Потому что большое сердце, верная рука и горячая голова не слишком ценятся в кругах, где делается политика. Наш юный адъютант понимает это, хотя еще и до двадцати лет не дожил. А ты, Митя, и в пятьдесят не поймешь. Но это к счастью, разумеется.

Почтмейстер помолчал немного, пытаясь разобраться в том, похвалил его приятель или все-таки высмеял. Но все было так складно переплетено, что пришлось махнуть рукой.

— Вот ты, братец, стараешься посмотреть на любое дело с позиций других людей, — сказал он, подводя итог раздумьям. — Причем не только слегка неприятных, вроде этого Ершова, но и глазами мерзейших злодеев. Да это ведь то же самое, как валяться в грязи, чтобы понять, какими глазами свинья на мир смотрит… Стоит ли пачкаться, чтобы узнать ее взгляды?

Сыщик рисовал концом трости в пыли вроде бы отдельные круги и треугольники, потом соединил их дугой и получилась забавная поросячья морда.

— Именно для того чтобы не оказаться в итоге в грязи, рядом со свиньями, надо знать их мысли. Наперечет. Чего они хотят? Жрать, спать до об забор чесаться для удовольствия. Если я сведу свою жизнь только лишь к трем этим желаниям, то буду ничем не лучше ленивой хавроньи. Стало быть, важно вовремя заметить это и не допустить.

Мармеладов наступил на рисунок в пыли и пошел дальше, увлекая за собой Митю.

— Но и победить свинью довольно легко, лишив ее корыта, грязной лужи и забора. А что до злодеев… Взять хотя бы этого Мехмет-бея. Залезть к такому в мысли и понять, как они устроены невероятно сложно. Я еще могу понять, почему он так спокойно сидит на людной площади среди бела дня. Он уверен, что полиция в этом деле не участвует, а тайный сыщик, если такового и позвали, усердно ищет молодого блондина-гувернера. Думает, раз свидетели мертвы, то про его шпионскую сущность мы ничего не ведаем.

— Так это же хорошо! Вроде как у нас преимущество перед ним… Идем на шаг впереди. Разве не так?

— Нет, не так. Вот сидит он, подобно сфинксу каменному, отрешенный от всего, а нам не ясны дальнейшие намерения этого