Но остановиться уже невозможно. Он сам захотел поехать со мной и назад пути нет. Я бы предложила ему сойти, но мы не можем терять больше времени. Кроме того, если бы я остановилась, может быть, я бы уже не смогла снова набраться решимости сделать то, что я собираюсь.

Я смотрю на спидометр: 95…110…130…

– ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ЗАЕХАТЬ ПРЯМО В РЕКУ! – кричит он.

– ОНА ПОКРЫТА ЛЬДОМ! – отвечаю я.

– ОН НЕ ВЫДЕРЖИТ! – кричит он в ответ.

145…160…180…

– ПОСМОТРИМ! – отзываюсь я.

Он прав. Лед может не выдержать. Но я не вижу другого пути. Нам нужно пересечь реку, а другого способа просто нет.

195…210…230…

Река стремительно приближается к нам.

– ВЫПУСТИ МЕНЯ! – кричит в отчаянии Бен.

Но времени уже нет. Он знал, на что подписался.

Я еще раз нажимаю на газ.

И тут наш мир становится белоснежным.

Я провожу мотоцикл между скалами и следующее, что я чувствую, это полет. На долю мгновения мы зависаем в воздухе и я начинаю волноваться, выдержит ли нас лед, когда мы приземлимся – или мы проломимся сквозь него и нырнем в ледяную воду навстречу жестокой смерти.

Через секунду все мое тело трясет, поскольку мы ударяемся о что-то твердое.

Лед.

Мы врезаемся в него на скорости 230 километров в час, больше, чем я могу представить, и, когда мы приземляемся, я теряю управление. Шины не могут обрести сцепление и все мое управление заключается в направляемом скольжении – только лишь удерживать руль стоит мне неимоверных усилий, поскольку его мотает из стороны в сторону. Но, к моему удивлению и облегчению, лед выдерживает. Мы летим по толстому слою льда, который и есть Гудзон, то и дело поворачиваясь влево и вправо, но хотя бы двигаясь в правильном направлении. Я не переставая молюсь, чтобы лед выдержал.

Неожиданно я слышу жуткий звук лопающегося позади нас, слышный даже сквозь рев мотора. Я оборачиваюсь через плечо и вижу, как сзади нас образуются огромные трещины и тянутся прямо вслед за мотоциклом. Река вскрывается за нами. Единственное наше спасение заключается в том, что мы едем слишком быстро и трещины не успевают догнать нас, всегда оставаясь на полметра позади. Если наш двигатель и колеса смогут выдержать еще несколько секунд, может быть – только может быть! – нам удастся обогнать их.

– БЫСТРЕЕ! – вопит Бен, с широко открывшимися от страха глазами после того, как он увидел, что творится позади нас.

Я мчусь так быстро, насколько это вообще возможно, на пределе в 250 км/ч. Мы в тридцати метрах от противоположного берега и становимся все ближе. Давай, давай! Всего несколько метров.

Следующее, что я слышу, это ужасный треск, меня кидает вперед и назад. Бен стонет от боли. Мир в моих глазах дрожит и вертится, когда я понимаю, что мы уже на другом берегу. Мы влетели в него на скорости в 250 км/ч, жестко ударившись о склон, от чего в наших головах помутнело. Но, проехав несколько ужасных кочек, мы покидаем берег.

Нам это удалось. Мы снова на суше.

Позади нас вся река треснула напополам, вода выливается на лед. Не думаю, что нам удалось бы повторить такое.

Времени на размышления нет. Я стараюсь снова взять мотоцикл под контроль и снизить скорость, потому что мы едем быстрее, чем мне бы того хотелось. Но байк все еще сопротивляется, его колеса все еще не могут сцепиться с землей – и вдруг мы влетаем во что-то невероятно твердое и неровное, отчего у меня хрустит челюсть.

Я смотрю вниз: рельсы. Я и забыла. Здесь, вдоль реки, проложены старые рельсы, которые остались с тех пор, когда поезда еще ходили. Мы здорово в них влетели, переехав реку, и, подпрыгнув на них, мотоцикл трясется так сильно, что я чуть не роняю руль. Удивительно, но колеса не слетают и мы переезжаем через пути на проселочную дорогу, которая ведет паралелльно реке, В конце концов мне удается сбросить скорость до 110 км/ч. Мы проезжаем мимо пустого ржавого вагона, лежащего на боку, сожженного изнутри и я резко сворачиваю влево под знаком «Гриндэйл». Это узкая лесная тропинка, которая ведет прямо по лесу, затем по пастбищам, снова по лесу, мимо заброшенных дач, мимо стад оленей и гусей, и даже по маленькому мостику через ручеек.

Наконец она сливается с другой дорогой, Черч-роуд, названную как нельзя лучше, ведь мы проносимся мимо останков методистской церкви, стоящих по левую сторону от дороги, и примыкаюшего к ним кладбища – конечно же, нетронутого. Есть только один путь, по которому охотники за головами могут поехать. Если им нужно в Таконик, а это непременно так, они никак не смогут туда попасть не по 9 шоссе. Они направляются с севера на юг, а мы – с запада на восток. Я решаю отрезать их. И теперь наконец преимущество у меня. Я переехала реку примерно в полутора километрах южнее, чем они. Если только мне удастся ехать достаточно быстро, я смогу разбить их в пух и прах. Я поеду перпендикулярно им и тогда, возможно, я выиграю эту гонку.

Я снова поддаю газу, разгоняясь до 230.

– КУДА ТЫ ЕДЕШЬ? – орет Бен.

Он все еще не отошел от шока, но у меня нет времени объяснять: вдалеке я неожиданно замечаю их машины. Они как раз там, где я ожидала. Они не видят, как я еду. Они не знают, что я собираюсь влететь прямо в них.

Их машины двигаются одна за другой, метрах в 20 друг от друга, и я понимаю, что попасть в обе у меня не получится. Нужно выбрать одну из них. Я решаю целиться в первую в колонне: если мне удастся сбить ее с дороги, возможно, это заставит и вторую затормозить, или же ее занесет и она тоже разобъется. Это был рискованный план: мы спокойно можем погибнуть от удара. Но другого пути нет. Я не могу просто попросить их остановиться. Я лишь молюсь, что если у меня все получится, Бри выживет в аварии.

Я увеличиваю скорость, приближаясь к ним. Я в сотне метров…45…30…

Наконец, Бен понимает, что я собираюсь делать.

– ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! – кричит он, и я слышу страх в его голосе. – ТЫ ЖЕ В НИХ ВРЕЖЕШЬСЯ!

Наконец-то до него дошло. Как раз это я и собираюсь сделать.

Я нажимаю на газ в последний раз, разогнавшись до 240 км/ч, и едва могу перевести дыхание на такой скорости. Через пару секунд мы влетаем на 9 магистраль – и врезаемся прямо в первую машину. Безупречное попадание.

Удар просто невероятный. Я чувствую, как скрежещет металл о металл, меня дергает, я слетаю с мотоцикла и лечу по воздуху. В моей голове мерцают звездочки и, идя на приземление, я понимаю, каково это – умирать.

Я лечу по воздуху, перелетев колеса, и наконец приземляюсь в снег; удар приходится на ребра и у меня перехватывает дыхание. Я кувыркаюсь в снегу, качусь и качусь и не могу остановиться, я чувствую на теле синяки и ссадины. Шлем все еще сидит на голове и я очень тому рада, потому что голова моя непрестанно бьется о камни на земле. Позади себя я слышу громкий скрежет металла.