Читаю, и прихожу в негодование: ведь на всем воруют! Выделяют на город условную тысячу. Пятьсот берет себе этот Арес, двести пятьдесят – мэр города, остальное откусывают прихлебатели, и пять остается. Вот нам и ужасные дороги, и сомнительная медицина, и коррупция.

Рыба гниет с головы.

- Читала? – спрашивает глава отдела.

Киваю чуть заторможенно – за мыслями своими я и не заметила обратной дороги.

- Вот почему ты так долго! Догадки есть?

- Но мэр ведь…

Я замолкаю, и Ярослав Михайлович кивает:

- Да, он повесился в камере. Пока молчал – жив был, и только решил заговорить про Ареса – вздернулся на нарах: обвязал шею простыней, и удавился.

Убили, значит.

- Я слышала, что некоторые криминальные авторитеты специально посылают своих людей в СИЗО и колонии, - осторожно произношу я. – Многие специально сроки получают: за воровство или еще что-то не слишком редкое. Связи в верхах помогают этапировать этих «шухеров» в нужные колонии, и они присматривают за…

- За «языками», Маргарита, - договаривает за меня следователь. – Вот такой «шухер» и присматривал за Бамбуриным. И как только понял, что мэр заговорить собирается – устроил ему несчастный случай.

Собравшиеся мужчины смотрят на меня с легкой надеждой – неужели думают, что я посоветую им что-то? Кто я, а кто они? Хотя, свежий взгляд бывает полезен.

- А Макаренко – это кто?

- О, это очень интересная история. Не успела прочитать? – интересуется Ярослав Михайлович, толкнув ко мне мною же принесенное замызганное дело.

- Нет.

- Бамбурин Виктор, еще до того, как мэром стать, фабрикой табачной владел. И был у него бухгалтер – Макаренко Аркадий Аркадьевич. Разумеется, когда вскрылась столь наглая коррупция администрации города, мы начали просматривать все связи мэра. Макаренко подозрений особых не вызывал: уважаемый главный бухгалтер, который ушел в ИП, и вел несколько компаний. Проверили как полагается, счета его просмотрели – чист, как ангел. А потом…

«Потом его убили» - мысленно договариваю я.

- А потом его убили, - кивает Ярослав Михайлович. – Вернее, он на рыбалку пошел, и утонул. Вот только в ту ночь, в которую пожилой бухгалтер решил отправиться рыбу удить, у нему неожиданно сын нагрянул, не предупреждая о визите. С дороги устал, выпили с отцом по банке пива, и спать легли. И Макаренко ни о какой рыбалке сыну не говорил. Тот встал подымить ночью, и увидел, как отец его беседовал с двумя: один в темной кожаной куртке, второй с военной выправкой и нашими повадками. Сын – Ян – наших узнает: сам служит, хоть и не в СК.

- И он отпустил отца в компании подозрительных людей? - поражаюсь я.

Ярослав Михайлович глядит с легким разочарованием, а затем хмыкает:

- Женщины! Мало ли, кто это: друзья, заказчики, или еще кто. Сынок вырос, и отца навещал редко. Высунулся в окно покурить, и увидел беседующих с отцом мужчин – ничего странного, если не знать последующие события.

А последующие события были таковы: нашли Аркадия Макаренко через два дня, уголовное дело заводить отказывались, несмотря на настойчивые требования его сына, вспомнившего об увиденном накануне «рыбалки» отца.

- Пока вопли Макаренко-младшего наших ушей не достигли – дело не заводилось. Зато теперь из объединили: коррупцию, убийство мэра и убийство его бывшего бухгалтера. И все это…

Арес. Тот, кто прикрывал этот беспредел и крышевал, за что брал львиную долю отката.

- Интересно, кто он?

- Уверен, мы это узнаем, - резко бросает начальник. – И посадим. Все они попадаются рано или поздно. А сейчас начнем сначала, нам важны любые мелочи.

- Рита, что-то не так?

Лёва смотрит на меня немигающим взглядом, и это пугает: так бродячие, голодные псы глядят, перед тем, как броситься. Так смотрел отец.

- Все хорошо. Просто тяжелый день на работе.

- Не выдумывай, - поджимает губы мужчина. – Работа у тебя «не бей лежачего». Что, много раз в архив гоняли, да за кофе?

- Я… нет, - снова теряюсь, прячу глаза. Почему-то страшно отвечать Льву прямым взглядом. – Просто устала.

«Как мне сказать ему, что больше не будет ничего? – думаю панически. – Может, Лёва сам поймет? Умный ведь мужчина.»

- Ладно, иди сюда, - он похлопывает себя по колену. – У меня были жуткие выходные: бывшая весь мозг вынесла. И как я мог быть настолько тупым, что пихал в нее член без презерватива? Рита, иди ко мне.

- Мы ведь не дома, давай не будем…

- Не спорь! Никто ко мне в кабинет не ворвется, - чуть раздраженно бросает Лев. – И женскую усталость я лечить умею! Самому бы напряжение сбросить. Подойди!

Встаю, как сомнамбула. Как под гипнозом, не в силах ослушаться приказа. Но вместо того, чтобы сесть к Лёве на колени, и позволить сделать то, что он хочет, я отхожу к окну – хватит уже быть дрессированной обезьянкой.

- Нет. Это неправильно, - качаю головой, все еще страшась посмотреть на мужчину. – Ты ведь мой лечащий врач. То, что было – ошибка, и больше не повторится. Прости, но… нет.

В ответ – тишина. Звенящая и пустая. Но он ведь поймет? Мужчины легче к разрывам относятся, чем женщины. Да и не встречаемся мы ведь.

- Так, значит?!

- Прости, - еще раз повторяю я.

- Тебе не за что извиняться, - мягко говорит Лёва, и вздыхает. – Я не должен был оставлять тебя на эти дни. Ты нестабильна, и решения принимаешь соответствующие своему состоянию…

- Но я в порядке! – поворачиваюсь к нему, и Лёва жмурится – я загораживала солнце, которое резко ударило ему в глаза, заставляя их слезиться. – Я стабильна, и решения принимать способна!

- Нет, я же вижу, - качает Лев головой. – Подойди. Да не бойся ты!

Подхожу к нему на негнущихся ногах, и Лёва хватает мое запястье.

- Трясешься вся, пульс зашкаливает. Зрачки, - Лёва придерживает меня за подбородок, - расширены. Таблетки ты не пьешь?

- Пью…

- Не ври! – перебивает он. – Ты не в себе, Рита. Думаю, мне следует сообщить об этом наверх. Тебе пора отдохнуть!

Но это ведь нечестно! Да, я испугана, но рвала отношения я лишь однажды – в шестом классе, когда отец сказал, что если еще раз увидит моего одноклассника – с лестницы спустит. Я в порядке! Я как никогда в полном порядке!

- Не нужно. Лёва, пожалуйста! – прошу его, сцепив руки в замок, с силой выкручивая пальцы. – Ведь только все начало налаживаться!

Да, я сама хотела уйти, но это было до того, как во мне начали видеть пусть не равную, но не просто кофеноску, а полноценного сотрудника отдела. Если на покой отправят – обратно я не вернусь, и всегда знать буду, что нигде мне места нет!