– Добрый вечер, милорд.

Трев хотел указать ему, что он неверно обратился к нему, но прикусил язык. Очевидно, Джеймс уже перенес свою преданность с Лоренса на человека, которого считал новым виконтом.

– Мисс Черити просила вас, если можно, зайти к ней перед тем, как она уснет, милорд.

Видимо, Джеймс взял на себя обязанности посыльного, поскольку горничные избегали общаться с Тревом.

– Непременно зайду к ней, когда поднимусь, – кивнул довольный Трев.

Сердце его дрогнуло, согретое чувством отцовства. Проведя полжизни в обществе грубых матросов, он сейчас с радостью ждал момента посидеть у детской кроватки и почитать ребенку книжку.

Что толку сейчас копаться в причинах такого резкого изменения своих вкусов? Почти двадцать лет он отчаянно тосковал по дому, и если единственным способом обрести его была роль непрошеного гостя, который нянчится с чужим ребенком, то спасибо и на этом. Поднявшись по лестнице, он постучал в детскую. Ему открыла полная седовласая женщина, встретившая его недоброжелательным взглядом.

– Мисс Черити уже легла спать, – холодно сообщила она.

Чтобы его устрашила какая-то мисс Плам?! Глядя поверх нее, он окликнул:

– Черити, ты еще не спишь?

– Нет, дядя Трев. Ты мне почитаешь? Папа подарил мне книжку про корабли, а мама не хочет ее читать.

Разве мог он отвергнуть такую просьбу! Трев яростно уставился на мисс Плам, и та поспешила ретироваться. Торжествуя, он прошел со свечой через классную комнату в спальню, которая когда-то была детской для него и Лоренса.

Кровать со столбиками, заменившую их спартанские ложа, украшали белые кружева. На полках вместо моделей лодок и кораблей красовались куклы. Но у малышки, которая сидела в подушках, были светлые волосы и голубые глаза Лоренса, и Трев ни в чем не мог ей отказать.

– Папа подарил тебе самую интересную в мире книжку! – сказал он, и девочка радостно засмеялась.

– Папа сказал, что у тебя есть вот такой корабль. – У нее на коленях лежала развернутая книжка, на которую падал светлый круг от свечи, и она указала на шхуну с поднятыми парусами. – А где он сейчас? Я могу на нем покататься?

– Как раз сейчас он возвращается в Лондон. – Трев и сам с нетерпением ожидал сообщения о прибытии «Подружки». Он буквально разрывался между желанием отправиться со своим экипажем на розыски Лоренса и необходимостью оставаться здесь, чтобы приглядывать за хозяйством. О кораблях и о поиске он знал куда больше, чем об овцах и фермах, но то было прошлое, а это – будущее. – Как-нибудь, если мама разрешит, я буду рад проводить тебя на его борт.

– Ни один из моих детей и ногой не ступит на корабль, – произнес от дверей слабый женский голос.

– Мама! – закричала Черити и протянула к ней руки. Не глядя на него, в комнату вошла маленькая виконтесса. В бархатном платье, волочившемся за ней по полу, и с забранными под чепчик волосами она сама выглядела не старше ребенка, если бы не выступающий вперед живот.

До сих пор леди Рочестер ни разу по своей воле не появлялась в его присутствии. Трев чувствовал себя подобно боевому испанскому галеону в гавани, полной мелких рыбацких плоскодонок.

– А папа обещал, что возьмет меня покататься в море, – обиженно сказала Черити, и у нее задрожали губки.

– Корабли слишком опасны. – Виконтесса наконец подняла на Трева обведенные глубокой тенью глаза. – Вы не делаете мне добра, напоминая ей о вещах, которые она не сможет иметь.

– Корабли не более опасны, чем лошади. Я потерял родителей, когда их карету понесли лошади, – с застарелой горечью произнес Трев. – Что ж, теперь прикажете обходить поместье пешком?

Мелинда отвела взгляд в сторону.

– Если бы это было в моих силах, я приказала бы вам уйти отсюда.

Трева больно ранили эти резкие слова, но он не имел права позволить этой измученной слабой женщине заставить его отказаться от своих намерений.

– Когда-то этот дом был моим, мадам. Вы также не делаете мне добра, напоминая о том, чего я не могу иметь.

Бросив ей в лицо ее же собственные слова, он стремительно вышел из комнаты, сбежал вниз и вылетел на улицу.

Синда зажгла в маленькой гостиной все лампы и при ярком веселом освещении рассматривала холст на мольберте. Работа над натюрмортами не очень ей нравилась, но нужно было унять каким-то образом беспокойство, охватывавшее ее по вечерам. Она тосковала по живому общению с сестрами, ей недоставало шума от бесконечно снующих по дому кузин, которые в изобилии предоставляли ей сюжеты для картин. Она скучала даже по выходам в театр или на концерты камерной музыки, которые вдохновляли ее, хотя и вынуждали на время оставить мольберт.

Она еще не привыкла к новой жизни, решила Синда, внимательно всматриваясь в кувшин с осенними цветами и сосновыми ветками на покрытом синей скатертью столе. В композиции чего-то недоставало, нужно будет что-нибудь придумать, но это потом. А сейчас ей хотелось следить, как из-под карандаша появляется новый рисунок. Процесс рисования подчас интересовал ее больше, чем результат.

Заманчиво было изобразить на холсте вздутый белый парус и синее море, но она устояла. У ее отца есть яхта, и раза два она каталась на ней, но эта яхта не соответствовала тому образу, который возник у нее в голове. Нужно держаться тех предметов, которые она знает, уж очень опасно давать волю воображению.

Синда нанесла фон для цветов, но ей не понравились краски и освещение. Здесь необходимы синие краски и солнечный свет.

Оставив холст сохнуть, девушка стала рыться в коробке с цветными мелками. Мелки предназначались для детей и дилетантов, но сегодня ей нестерпимо захотелось рисовать именно ими. Она набросала в альбоме несколько эскизов собак, играющих в саду. Может, потом она сможет перенести их на большой лист. Не гася лампы, Синда уселась на стул и увлеклась игрой красок. На рисунке уже появлялось синее небо, когда в дверь неожиданно постучали. Кто мог прийти к ней в такой час? Неужели что-нибудь случилось с Кристиной? Она отбросила альбом и поспешила открыть дверь. За ней стоял сэр Тревельян Рочестер, точнее, привалился к стене. Он покачнулся, удивленный тем, что ему открыли дверь, затем ухватился за косяк, чтобы не потерять равновесие.

– Могу я войти? – вежливо осведомился он.

Сегодня его волосы не были напудрены и напомажены. Выбившиеся из косички длинные черные пряди падали на шейный платок. Бакенбарды лишь слегка затеняли его резкие скулы, не скрывая белый шрам на щеке. Жабо повисло на одной пуговке, камзол и жилет, как обычно, были расстегнуты.

Выражение боли и одиночества в его глазах смутили девушку, она отступила назад и позволила ему войти.

– Здоровы ли Черити и леди Рочестер? – спросила Синда, выдержав паузу, за которую успела полностью осознать все неприличие своего поведения.