– Вы думаете, это было приведение в исполнение приговора? – подбросил кто-то вопрос.

Бархатный ответил:

– Следует, конечно, подождать результатов вскрытия, но я уже в самом начале говорил, шеф, что стрелял любитель, какой-то мазила, который впервые в жизни держал в руках оружие. Разброс выстрелов говорит о том, что у него, похоже, дрожали руки. Ни один чеченец так не осрамился бы, они – спецы первый класс!

«А по-моему, стреляла женщина», – подумал комиссар, но не высказал своей мысли вслух, потому что у него было слишком мало улик.

Когда он остался один, то решил послушать еще раз запись пространной исповеди жизни дочери Нины С. и сделать для себя соответствующие заметки. Таков был его обычай – он записывал то, что его интересовало в показаниях свидетелей.

«Купи пистолет и убей этого типа» – это слова Лилианы Сворович сестре после того, как их мать рассталась с погибшим.

Тысяча девятьсот восемьдесят третий год, после ареста матери Лилиана бьет сестру по лицу, чтобы остановить приступ истерики. Она как бы принимает эстафетную палочку, ей тогда пятнадцать лет.

Она бросает сына и уезжает учиться в Англию, потом забирает его к себе, не считаясь с чувствами других.

Смышленая дочь против негодяя.

Записи, которые сделал комиссар, ему самому показались странными, так как относились к лицу, не дающему показания, а упоминающемуся в них. Неужели он полагал, что это Лилиана Сворович могла совершить преступление? Маловероятно. Но ее мать явно кого-то покрывала, а ради кого она готова пожертвовать собой, как не ради собственного ребенка? Могло быть и так, что Нина Сворович была заказчиком убийства и только потом опомнилась и раскаялась.

Что-то, однако, у него не клеилось – подозреваемая слишком быстро призналась. Комиссар действительно зашел в тупик. Показания дочери ничего нового не внесли в расследование, это было самое обычное повествование о трех одиноких женщинах. Была ли одна из них убийцей? Очень сомнительно. Нина С. боролась в суде за возвращение ей дома, который имел для нее неимоверную ценность. Он был ее родовым гнездом – зачем ей совершать преступление? Из любви? Но похоже, любовь у нее уже прошла после всего того, что она узнала о Ежи Баране.

Комиссар думал обо всем этом, заваривая чай в своей маленькой квартирке в одной из натолинских многоэтажек . Он по-прежнему был одинок, хотя дело шло к пятидесяти и, по-видимому, давали о себе знать первые симптомы кризиса среднего возраста. Он перестал уже надеяться, что в один прекрасный день на пороге его комиссариата появится какой-нибудь Рас-

кольников, а он, подобно Порфирию Петровичу, развернет свой талант и взберется на вершины криминалистической психологии. Этот Порфирий стал его наваждением. Хорошо знакомая кругленькая фигура возникала у комиссара перед глазами каждый раз, когда ему приходилось сталкиваться с каким-либо особенным унижением – например, его вызывали на место пьяного дебоша, где один мерзавец пырнул другого ножом.

Комиссар сел наконец за стол и взял в руки толстую тетрадь, которую в качестве вещественного доказательства изъяли из квартиры Нины С.

Сама она отмалчивается, так пускай заговорят ее записи – или же, как было угодно их автору, «Дневник»…

4 июля 1967 года

Я хочу стать писательницей! Знаю это точно! Я приняла это жизненно важное решение, когда ела свое любимое малиновое мороженое.

Мы сидели в летнем кафе под парусиновым зонтом, я и моя новая подруга – Алиция Конопницкая. Настоящая фамилия у нее другая, это литературный псевдоним. Псевдоним-шутка . Мы познакомились сегодня

днем случайно, а может, и не случайно, может, это судьба послала мне этого замечательного человека.

В Доме литературы на Краковском Предместье проходил вечер известной поэтессы, которую сравнивали с Павликовской-Ясножевской. На встречу с ней всегда собирались толпы преимущественно молодых людей. Я наизусть знала ее стихи и, как только представлялась возможность, бегала ее послушать. Все места в зале были заняты, многие стояли у стены и в дверях. Рядом со мной сидела немолодая уже и довольно полная женщина, она все время грызла печенье, шелестя целлофановым пакетом. Люди зашикали, и она подмигнула мне. Вид у нее был как у проказника, и я прыснула со смеху. Она наклонилась ко мне и шепнула:

– Трудно воспринимать поэзию в давке, может, нам смыться отсюда? – И пригласила меня поесть мороженое.

– Я хотела бы быть, как она, – призналась я, – хоть на миг почувствовать, что тебя так обожают…

– Лучше всего быть самим собой, – ответила моя новая знакомая, – а с обожанием по-разному бывает.

Она работала в «Шпильках», в сатирическом журнале, поэтому можно сказать, что зарабатывала себе на жизнь острословием. А книги писала довольно мрачные, чаще всего о войне, потому что и времена, в которые она взрослела, были мрачные. Ее отец, адвокат, защищал до войны

коммунистов, на него напали студенты-эндеки и до бесчувствия избили, он уже никогда не встал на ноги. Мать Алиции, привыкшая к жизни в роскоши, не могла понять, что та жизнь безвозвратно ушла, она постоянно плакала, а вскоре началась война, и всем полякам было нелегко, а семье Алиции тем более, ведь ее родители были евреи.

– Я научилась справляться со всем сама, – сказала моя подруга, – и ни на кого не рассчитывать. Это мой первый жизненный принцип.

– А второй? – спросила я.

Она рассмеялась:

– Второй – это уметь радоваться жизни, что в твои семнадцать лет совсем не трудно, но когда тебе столько, сколько мне, уже сложнее.

– А мне кажется, что вам тоже семнадцать лет, – ответила я.

Она пристально посмотрела на меня:

– В таком случае давай перейдем на «ты». Зови меня просто Аля.

– А я – Нина.

– Нина – очень красивое имя. И сама ты красивая, мало того, ты, моя Нинуля, как весна, и у тебя в волосах березовые веточки с почками.

Она сказала это так естественно, что я потрогала свои волосы, и мы обе засмеялись.

Хочу быть такой, как она! Хочу стать писательницей, и еще я решила вести дневник, пусть это будет проба пера. Мне надо представиться, потому что, кажется, так положено делать. Я хочу писать для одного читателя, как Аля. Она утверждает, что пишет для одного читателя, а если книга будет хорошая, то и читателей прибудет.

– А если нет? – спрашиваю я.

– Тогда он уйдет, вот и все…

Надеюсь, мой читатель не уйдет… или, по крайней мере, не сразу.

Познакомьтесь: меня зовут Нина Сворович, я живу со своим папой Александром Своровичем в Брвинове и в следующем году заканчиваю школу. Буду поступать в Варшавский университет на факультет польской и славянской филологии. Мы очень дружны с отцом, хотя между нами часто случаются ссоры, потому что и он, и я ужасные разгильдяи и у нас постоянно что-то теряется. Папа убеждает меня, что это я засунула куда-то его «Пир» Платона, а я – что он ошибке взял мою тетрадь по географии. Он – профессор на факультете философии, и его, по-видимому, там очень любят, потому что на его лекциях всегда толпы. Студенты приходят даже к нам домой. Некоторые очень симпатичные, но у меня уже есть парень, мы с ним дружим еще с начальных классов и хотим всегда быть вместе. Конечно, сначала мы должны закончить школу и поступить в институт. Якуб хочет поступать на физический, потому что у него склонность к точным наукам. Он очень красивый. Мне в нем все нравится: и вечно падающие на глаза густые