мне как-нибудь потом, потому что наличных в доме не держит. В итоге реально позвонила своему мужу на работу и велела со мной разобраться, а я испугалась и вызвала единственного знакомого мужика, который мог бы за меня заступиться. Ее муж увидел Торри, дал мне триста баксов и велел на хрен убираться из его дома.

– Сегодня какая-то новая дама, из Гилфорда, – объясняю я. – Далия Аммар. По-моему, она с Римой вместе в школе училась. Палестинка, как и мы.

– Это ни хрена не значит. Они иногда даже хуже. – Торри рукавом вытирает молоко с подбородка.

– Родители у нее очень милые. Старая гвардия. А она, видно, удачно замуж выскочила.

Еще как удачно! Попала в семью Аммар, которой принадлежит несколько торговых центров в городе.

Торри фыркает и показывает мне смешную гифку в «Твиттере». Парень на ней сунул морду в почтовый ящик. А подпись гласит: «Когда ждешь чека на возврат налога». Мы смеемся, потом Торри встает.

– Ладно, позвони, если буду нужен.

– Работаешь сегодня? – спрашиваю.

– Ага, но я на связи. Рад буду кому-нибудь навалять.

Торри ведет себя как шпана, потому что такой он и есть. Сыновья миссис Алессандро всегда в дом прячутся, когда он проходит мимо. Не дай бог он их заметит. Но я видела, как он плакал, когда Габриэля крестили, и как однажды всхлипывал в комнате ожидания в больнице, когда Риме вырезали аппендицит. Уткнулся в колени и рыдал как ребенок, и никто во всем мире не мог его успокоить, пока не вышел врач и не заверил его, что все позади.

Я веду «Бьюик» осторожно. Обивка у сидений настолько старая, что поролон пузырится под ней, как целлюлит.

Выхлопная труба висит, как живот у беременной, так что на лежачих полицейских приходится быть особенно аккуратной. Рима купила тачку у болгарина, который моет посуду у них в кафе. Он дал ей неделю погонять на ней и только потом забрал наши общими усилиями накопленные пятьсот долларов.

На светофоре на Чарльз-стрит я понимаю, что хочу есть. На прошлой неделе во «Все за доллар» продавали рамен для микроволновки, две пачки за доллар, и я всю полку смела. Но мы с Габи уже его доели, я просто обжора, а он ночами готовится к выпускному экзамену. Нужный дом уже близко, но времени еще полно, – пожалуй, куплю себе что-нибудь на обед. Никогда не знаешь, покормят тебя хозяева или нет, хоть ты десять часов у них проторчи. На Чарльз есть маленький магазинчик, я заезжаю на парковку и останавливаюсь между «Ауди» и «Теслой». Выходя, аккуратно открываю дверь, чтоб не поцарапать алый бок «Теслы», и думаю: охренеть! Ручки утоплены в борта, интересно, как эту хреновину вообще открывают? Заглянув в окно, вижу на приборной панели штуку вроде айпада. Ну и ну, глаз не оторвать. И тут вдруг ручки сами собой выезжают из дверей, будто на космическом корабле.

– Простите, – гундосит парень, одетый, как я, в джинсы, футболку и кроссовки.

Ну не совсем как я, у него-то все брендовое, сплошь логотипы, половину из которых я даже не знаю, хоть они, наверное, какие-то известные – лев, дерево, крокодил. Зато у самого парня такой вид, будто он на природе не бывал никогда. Таращится на меня, сжимая в руке металлический термос для кофе, тоже какой-то фирмовый.

– Извините.

Мне, чтобы закрыть дверь, приходится надавить на ручку и придержать ее. Вхожу в магазин, пожилой белый мужик здоровается и улыбается мне. Я медлю с минуту, вдруг ему надо проверить мою сумку. Но, похоже, в его должностные обязанности входит только говорить «здрасте».

У отдела выпечки становлюсь за женщиной в юбке и на каблуках, которая заказывает кучу каких-то неизвестных мне штук. Она оборачивается с улыбкой, потом окидывает меня взглядом и тут же отводит глаза. Ой, да и не пошла бы! Рима частенько не замечает, что на нее пялятся. А я замечаю всегда. От людей несет фальшью, прямо как дешевыми духами из аптеки. Я чую их уязвимость, из-за которой они так гадко себя ведут.

За стеклом лежат пироги и плюшки в глазури и яичной заливке, похожие на маленькие произведения искусства. Грудой навалены фокаччи – я знаю, как произносится это слово, потому что подписана в «Ютубе» на нескольких кулинарных блогеров. Ставлю в телефоне напоминание поискать рецепт в сети и попробовать испечь такую дома. Мои радуются, когда я подхожу к духовке, – знают, что мне все удается. На витрине еще лежит нечто, похожее на смокинг, под названием «торт “Опера”» и пончик, обсыпанный какими-то бриллиантами. А еще шоколадный тарт, в центре которого, как обнаженное сердце, алеет сочная клубничина.

– Сколько стоит пончик?

– Четыре семьдесят пять, – раздраженно бросает продавец.

– Один?

Усмехнувшись, он кивает на стоящую на стойке симпатичную досочку в белой рамке. Цены написаны мелками разных цветов. Я отхожу к отделу снэков и разглядываю гранолу за 8,98 доллара. Пакет кукурузных чипсов – 5,98, а в нашем районном магазинчике такие же стоят три бакса.

Выхожу из магазина с пустыми руками, и старик на входе мерзко ухмыляется. В Гилфорд я гоню, отлично понимая, что больше закусочных мне по пути не встретится. Не тот район. Завтра подготовлюсь получше, но сначала нужно пережить сегодня.

Улицы в Гилфорде все такие запутанные, укромные, местные не только деньги стараются спрятать от посторонних глаз, но и собственные дома. Сворачиваю к особняку Далии Аммар, еду по ровному, без трещин и колдобин, асфальту, а сама думаю о маме, которая каждое утро в 4:30 выходит со стулом на улицу, чтобы занять парковочное место для Римы. Здесь же десяток машин можно припарковать. Дом выстроен из серого и белого камня, деревянные ставни зеленеют на фасаде, как долларовые купюры. Окна блестят, будто здание таращится на меня множеством глаз. А вдоль дорожки растут ромашки – никак не ожидала увидеть тут такие простые и милые цветы.

Всем весом висну на огромной двустворчатой двери с венком. Постучать не успеваю, мне открывает худенькая женщина с гладкими каштановыми волосами.

– Ассаляму алейкум…

– Припаркуйся на заднем дворе, хабибти, – с нервным смешком перебивает она.

Я застываю. Принято считать, что арабы очень гостеприимны, но я даже по прихожанам нашей церкви знаю, что это миф. Эта леди, должно быть, не хочет, чтобы перед ее домом маячил обшарпанный «Бьюик». Да и хрен с ней, главное, пусть платит, а мне все равно, где стоять.

Снова залезаю в машину и объезжаю дом. Дама открывает заднюю дверь, и я попадаю в кухню.

– Там всегда и будешь парковаться, – говорит она,