— Присаживайся, Франк.

Шарко молча повиновался. Грубый деревянный стул. Страдает не только задница, но и кости, наверное, потому, что он чересчур отощал. Обычно в этой комнате, спланированной по принципу «открытого пространства», размещается человек пять-шесть офицеров полиции, которые согласно стучат по клавиатурам своих компьютеров. А сейчас либо все остальные на задании, либо их вежливо попросили на время очистить территорию. Марк Леблон подошел к шефу и сел рядом. Высокий, худой блондин лет сорока, и, как обычно, в сапогах с острым носком и скошенным каблуком и с пачкой дешевых сигарет. Лицом напоминает гада, рептилию с узкими глазами и порочным взглядом. До того как прийти в уголовку, этот тип пять лет работал в полиции нравов, надевал наручники шлюхам, в случае необходимости предоставляя им сервисное обслуживание. Шарко никогда не любил Марка, и это чувство было взаимным.

Светловолосый гад заговорил первым. Хриплый голос, тон человека, не терпящего возражений. Эта сволочь явно наслаждалась ситуацией.

— Расскажи-ка нам о Фредерике Юро.

Фредерик Юро… Тот, чье тело найдено в машине, в Венсенском лесу. Глядя на коллег, Шарко сумел принять равнодушный вид. Он скрестил руки на груди и непринужденно откинулся на спинку стула. В конце-то концов, он сейчас на своем прежнем месте.

— Что я вам могу рассказать? Что вы имеете в виду?

— Как тебе удалось его застукать? Когда?

Комиссар нахмурился, хотел было встать, но Маньян, привстав и протянув руку над столом, хлопнул его по плечу:

— Подожди минутку, комиссар, пожалуйста! Вот уже двое суток мы колупаемся с этим делом. Никаких свидетелей, никаких явных мотивов преступления. Юро не только не был завсегдатаем публичных домов, он даже трахаться уже не мог — из-за таблеток, которыми его перекормили в психушке. Так что же его привело в Венсен? У него было там назначено свидание? Вдруг захотелось проветриться? Но почему так далеко от всего? Короче, на данный момент мы в тупике: одни вопросы без ответов.

— И ты, убрав меня из бригады, хочешь, чтобы я помог вам выбраться из тупика?

— Признай, ведь тебе самому стало лучше! И твоя помощь была бы, как бы это сказать… услугой за услугу. Я просто задаю тебе вопросы, которые помогут нам продвинуться. Ты когда-то выследил Юро, ты арестовал его. Ты его знаешь. Вот и расскажи о нем и о его связях.

— Все это можно найти в его деле.

— Ну какой смысл копаться в бумагах, когда можно поговорить с человеком? Потому нам и хочется получить важную информацию от тебя. Впрямую. Очень скоро моих ребят могут перекинуть на «обезьянье дело», и мне нужно поскорее продвинуться вперед в том расследовании, на которое всем чихать.

Шарко совсем расслабился.

— Да вряд ли я расскажу вам что-то, чего вы не знаете. Это было в начале нулевых годов. Юро только что развелся, прожив с женой десять лет, причем инициатором развода была жена. Развод он пережил тяжело, не мог переносить свалившегося на него одиночества. Ему тогда только перевалило за тридцать, он работал на шинном заводе, и у него была маленькая квартирка в Бур-ла-Рен. Однажды он взял на выходные своих дочерей — тут-то все и произошло.

Полицейский проглотил слюну, перевел дыхание, стараясь, чтобы голос не выдал волнения. Он держал себя в руках, хотя вовсе не забыл кошмара, представшего его глазам на пятом этаже обычного жилого дома.

— Девочек обнаружила мать в воскресенье вечером. Обе были в пижамках, обе утоплены в ванне. Хотите подробностей?

— Пока нет. Что было дальше?

— Отследив продвижение его банковских счетов, мы две недели спустя взяли Юро в Мадриде, где он остановился в занюханном отельчике. При аресте объяснил, что в момент преступления потерял рассудок и совершенно не помнит, как убивал девочек. Провели психиатрическое освидетельствование, эксперт поставил диагноз: кратковременный аффективный психоз, вызванный стрессом из-за развода. Когда он увидел плавающие в ванне трупы детей — сильно испугался и сбежал. Адвокаты Юро основывали защиту на статье сто двадцать два прим Уголовного кодекса: «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое в момент совершения деяния было подвержено какому-либо психическому или нервно-психическому расстройству, лишившему его способности осознавать или контролировать свои действия». Процесс получился долгим и сложным, привлекалось множество психиатров, но в конце концов защита выиграла дело. Осужденного поместили на неопределенный срок в психиатрическую больницу Святой Анны, что же до матери… Несколько попыток самоубийства… Ей уже никогда не оправиться.

Маньян, не спуская глаз с комиссара, вертел в руках авторучку. Жесты у него были резкие, нервные.

— А ты? Ты-то сам что думаешь? Ты тоже считал, что он не подлежит уголовной ответственности?

— Какая разница, что считал я. Я свое дело сделал, остальное меня не касается.

— Не касается? Привет! Тебя же видели в зале суда! Ты так усердно посещал все заседания, будто это очень даже тебя касалось!

— Я вообще часто присутствую на заседаниях суда, когда рассматриваются наиболее серьезные из моих дел. Ну а тут я еще и в отпуске был.

— Вот я, когда у меня отпуск, еду на рыбалку или в горы. — Он повернулся к Леблону: — А ты?

Гад растянул узкие губы в подобии улыбки, и взгляд Маньяна вернулся к Шарко. Теперь хозяин кабинета был спокойным и насмешливым:

— А ты, значит, предпочитаешь зал суда!.. Ну что ж, каждому свое. Скажи, а тебе известны враги Юро?

— Среди всех родителей, живущих во Франции?

Долгая пауза, в течение которой действующие лица мерили друг друга взглядами. Наконец Маньян бросил на стол ручку и наклонился вперед, буравя глазами комиссара:

— Ты знал, что его выпустили?

Шарко ни секунды не колебался и ответил вполне искренне:

— Да. Последние годы Юро пробыл в больнице Сальпетриер: его перевели туда, чтобы подготовить к освобождению. А я там лечился в течение нескольких месяцев — думаю, знаете от чего.

Леблон неприятно улыбнулся.

— И вы там встречались?

— Хочешь сказать, в палате для буйнопомешанных с мягкими стенами?

— Зачем же так? Что-то больно ты нервный сегодня.

Шарко потер лоб. Солнце весь день било в окна, но стены оставались сырыми, будто зараженные грибком. Все помещение было пропитано накопившимися за годы запахами пота, табака, старой мебели.

— Нет, представляешь? — ответил он гаду. — Пока ты драил в армии сортиры, я уже делал ровно то, что тебе надо делать сейчас. Сажал за решетку. Вы за кого меня принимаете, а? За идиота? Вам хочется мне напакостить? Отравить мне жизнь только из-за того, что я был знаком с жертвой? Почему? За что? Только за то, что мне хотелось работать в другой команде?

— Иди ты со своей паранойей! Тебя просят немножко помочь, не более того. И напоминаю: мы говорим без свидетелей. Так встречались вы с Юро в больнице или нет?