– Кто его знает? – ответил он и поглядел на меня туманным взором. – Может, она хочет держать тут растения или хранить сладкий картофель на зиму.

Я подумал, что это маловероятно. Через полчаса мне уже наскучило смотреть на Костаса, и мы пошли с Роджером гулять.

На следующий день остов бамбукового домика был уже готов, Костас переплетал теперь его камышом, чтобы стены и крыша стали крепкими и плотными. Еще день, и постройка была закончена. Выглядела она точь-в-точь как хижина Робинзона Крузо, которую он построил в самом начале. Когда я спросил у мамы, для чего ей нужен этот домик, она ответила, что в точности еще не знает, но для чего-нибудь он пригодится. Такой неопределенной информацией мне и пришлось довольствоваться.

Накануне моего дня рождения все стали вести себя несколько более странно, чем всегда. Ларри, например, ходил по всему дому и выкрикивал «ату!», «апорт!» и другие охотничьи словечки. Поскольку подобные штучки случались с ним довольно часто, я не придал им значения.

Марго таинственно шныряла по дому с какими-то свертками под мышкой. Однажды я столкнулся с ней в прихожей нос к носу и с удивлением заметил, что она держит в руках разноцветные украшения, оставшиеся с Рождества. Увидев меня, Марго испуганно вскрикнула и с видом пойманной преступницы бросилась в свою спальню, а я только рот раскрыл от изумления.

Даже Лесли и Спиро были сами не свои. Они то и дело уходили в садик на тайные совещания. Из тех обрывков фраз, которые мне удалось подслушать, я не сумел понять, что же они замышляют.

– На заднем сиденье, – говорил насупившись Спиро. – Честное слово, мастер Лесли, я уже такое делал.

– Ну, если вы уверены, Спиро, – с сомнением отвечал Лесли, – только смотрите, чтоб не было никаких сломанных ног.

Тут Лесли увидел, что я без стеснения подслушиваю их, и грубо спросил, какого черта я позволяю себе слушать чужие разговоры. Шел бы лучше к морю и прыгал там со скалы. Чувствуя, что все в доме плохо настроены, мы с Роджером ушли в оливковые рощи и до конца дня попусту гонялись за зелеными ящерицами.

А вечером, только я загасил лампу и улегся в постель, из оливковых рощ вдруг донеслось хриплое пение и взрывы хохота. Через некоторое время я уже мог различить голоса Лесли и Ларри и голос Спиро. Все они, кажется, пели разные песни. Должно быть, куда-то ходили и слишком хорошо там повеселились, решил я. По сердитому шепоту и шарканью ног в коридоре я мог заключить, что Марго и мама пришли к тому же выводу.

Продолжая громко смеяться над какими-то остротами Ларри, компания ворвалась в дом, где мама и Марго встретили их сердитым шиканьем.

– Тише, – сказала мама. – Вы разбудите Джерри. Расскажите, что вы пили?

– Вино, – величественно произнес Ларри и икнул.

– Вино, – повторил Лесли. – А потом мы танцевали. Спиро танцевал, и я танцевал, и Ларри танцевал. И Спиро танцевал, и потом Ларри танцевал, и потом я танцевал.

– Ложитесь-ка лучше в постель, – сказала мама.

– И потом Спиро опять танцевал, – сказал Лесли.

– Хорошо, хорошо, милый, – сказала мама. – Иди, ради Бога, спать. Знаете что, Спиро, по-моему, не надо было разрешать им столько пить.

– Спиро танцевал, – сказал Лесли, и на сей раз кстати.

– Я уложу его в постель, – предложил Ларри. – Только я один и трезвый.

До меня донесся шум их нестройных шагов по каменным плиткам, когда они, обняв друг друга, выходили из коридора.

– Теперь я танцую с тобой, – послышался голос Лесли, которого Ларри втащил в спальню и посадил на кровать.

– Вы извините меня, миссис Даррелл, – проговорил Спиро осипшим от вина голосом. – Я не мог их остановить.

– Вы его привезли? – спросила Марго.

– Да, мисси Марго, не беспокойтесь, – ответил Спиро. – Он там, у Костаса.

Спиро наконец ушел, вслед за тем отправились спать мама и Марго. Так непонятно закончился этот и без того необычный день. Но скоро я забыл о странном поведении своих близких и с мыслями об ожидавших меня подарках погрузился в сон.

Проснувшись на следующее утро, я некоторое время лежал и думал, что это такое особенное было в сегодняшнем дне. Потом вспомнил. Это – мой день рождения. Я лежал и наслаждался мыслью, что впереди у меня целый день, когда все будут подносить мне подарки, а родным придется уступать любой моей просьбе.

Только я собрался встать с постели и пойти посмотреть, какие мне приготовили подарки, как в прихожей поднялась суматоха.

– Держите ему голову. Голову! – послышался голос Лесли.

– Осторожно! Вы испортите украшения, – причитала Марго.

– На черта они сдались, твои дурацкие украшения, – сказал Лесли. – Держите ему голову.

– Тихо, тихо, милые, – успокаивала мама. – Не бранитесь.

– Господи, – возмутился Ларри, – сколько кругом навоза! Весь этот загадочный разговор сопровождался странным постукиванием, как будто по кафельному полу прихожей прыгали шарики пинг-понга. Что же они там затеяли, думал я. Обычно в такое время все только еще продирают глаза и, не вставая с постели, одурело тянутся за чашкой чаю. Я собрался идти в прихожую и принять участие в общем веселье, когда дверь вдруг распахнулась и в мою спальню галопом вбежал ослик, весь обвешанный разноцветными бумажными гирляндами и елочными украшениями. На голове у него, ловко прицепленные между ушами, торчали три огромных пера. Лесли с силой тянул ослика за хвост и орал:

– Тпру, зануда!

– Язык, милый, – сокрушалась стоявшая в дверях мама.

– Ты портишь украшения! – кричала Марго.

– Чем раньше эта скотина уберется отсюда, – сказал Ларри, – тем лучше. Вся прихожая завалена пометом.

– Это ты его испугал, – заявила Марго.

– Я ничего не делал, – возмутился Ларри. – Я его только чуть толкнул.

Ослик остановился у моей кровати и посмотрел на меня большими карими глазами. Вид у него был недоумевающий. Он с силой встряхнулся, так что перья между его ушами повалились набок, и, изловчась, задней ногой долбанул Лесли в голень.

– Господи Иисусе! – взревел Лесли, прыгая на одной ноге. – Сломал мне ногу, зараза!

– Лесли, милый, – сказала мама. – Зачем так сильно ругаться? Не забывай о Джерри.

– Чем скорее вы уберете осла из этой комнаты, тем лучше, – сказал Ларри. – Иначе тут будет пахнуть как от навозной кучи.

– Вы погубили украшения, – жаловалась Марго, – а мне это стоило немалого труда.

Но я уже не обращал ни на кого внимания. Ослик подошел еще ближе к моей кровати, с минуту разглядывал меня пытливыми глазами, а потом, издав радостный гортанный крик, ткнулся мне в протянутые ладони своей серой мордой, такой мягкой и нежной, как все самое мягкое и нежное, о чем я только мог подумать: коконы шелковичных червей, новорожденные щенята, морские камешки или бархатистые на ощупь древесные лягушки. Лесли тем временем снял брюки и приступил к осмотру ушиба на ноге, извергая при этом потоки проклятий.