Тут уж все зависело бы лишь от крепости доспехов, которые надежно защищали каждого рыцаря, делая его практически неуязвимым, как это и должно быть с воином, осуществляющим столь возвышенную миссию и идущего в бой с именем божьим на устах.

Тело каждого из них надежно закрывала прочная кольчуга, которая надевалась на кожаную или стеганую поддевку, предохраняющую от ушибов. Более того, чтобы копье или стрела туземца, незримо направляемая рукой дьявола, не нашла случайной щелочки между стальными кольцами, у доброй половины рыцарей туника, надеваемая поверх кольчуги, с изнаночной стороны была подбита металлическими пластинами или мелкой чешуей, которая крепилась отдельными штифтами.

Словом, пробить такой двойной слой было почти невозможно. Ноги и руки, благодаря всевозможным наплечникам, наручам от плеча до локтя, наколенникам и поножам от колена до ступни, тоже имели надежную защиту. Хитроумные умельцы из Гамбурга, Любека и прочих германских городов к этим наручам и наколенникам приделывали небольшие подвижные части из соединенных между собой узких поперечных полосок металла, которые закрывали коленки и локти.

Немудрено, что боевые потери в сражениях против ливов, лэттов и прочих дикарей исчислялись как один к ста. И это только если битва была ожесточенной и упорной. В сечах против схизматиков терять приходилось побольше, но тоже где-то один к десяти. Так было на протяжении всех двадцати лет покорения Ливонии и Эстляндии. Так продолжалось бы и дальше, если бы ныне русичи тоже вели себя честно и ограничились бы тем перечнем оружия, о котором было сказано и которое единственно достойно воина-христианина.

Но подлые схизматики с присущей им вероломностью, даже не предупредив об этом, коварно изменили все правила боя. В этом рыцари убедились уж в первый день осады, когда было решено преодолеть вал сразу в трех местах и безжалостно истребить всех его защитников, взяв их в смертоносные клещи.

Однако огромные звероподобные русичи, не мудрствуя лукаво, поступали с рыцарями точно так же, как с вытащенной на берег рыбой, когда надо ее побыстрее угомонить. Они просто глушили атакующих.

Шлем, похожий на кадку, очень удобен, если нужно защитить его владельца от стрелы, копья или меча. Нижние его края опускаются прямо на плечи. В лицо угодить тоже не получится. Узенькие щели для глаз – это единственная лазейка, но попасть в нее практически невозможно.

Зато возможно иное. На голову рыцаря, взбирающегося на вал, сверху обрушивался могучий удар. Чем били? Можно сказать, дубиной, хотя деревцо толщиной в две, а то и в три руки взрослого человека назвать так язык не поворачивается. Особенно учитывая его длину – не менее трех метров, а порою и все пять.

О дальнейшем же можно рассказать буквально в трех словах: бум – хлоп – буль. Оглушенные рыцари, оказавшиеся во рвах, залитых речной водой, самостоятельно выбраться оттуда не могли, так что тонули быстро и качественно.

О помощи ливов и говорить не приходилось. Те поначалу добросовестно шли на штурм, но сразу же валились на спину от первого же не удара – толчка русских воинов. Благополучно скатываясь в ров, они, довольные, выбирались из него, и на этом их участие в бою заканчивалось.

Рыцари пробовали отправить их обратно, чтобы спасать тонущих, но и здесь толку было мало. Пока эти дикари нащупают тело в мутной воде, пока подцепят как следует да ухватятся дружно – времени проходило изрядно. Вытаскивали на берег уже не рыцарей – безгласные тела. И ведь не попрекнешь – стараются вроде, суетятся, торопятся помочь. Словом, делают все так, как указывал… князь Константин.

Именно он, едва только замок был взят, наутро разослал свои летучие отряды по ближайшим деревенькам. Князь, осуществляя этот сбор, преследовал сразу две цели.

Одна – явная. Для ее достижения каждый из мужчин ливов пришел к замку с заступом или с лопатой в руке. А кому эти валы рыть – воинам? Они, конечно, черной работы не боятся, но у них и своих дел хватает. Например, те же камнеметные машины изготавливать, обтесывать снаряды для них.

Гладкие-то камни куда как точнее в цель садятся, если кто понимает.

И еще кое над чем нужно было потрудиться, чтобы сюрпризы приготовить, а они ведь тогда хорошо получаются, когда их не только продумаешь, но и сделаешь все как следует.

Нет, во рву бок о бок с ливами тоже трудились русичи, не меньше сотни. Но это был дипломатический ход. Так сказать, для укрепления будущей крепкой дружбы между народами. Потому и работали там не просто самые сильные из всего воинства, чтоб показать – с такими и черту не справиться, не говоря уж про каких-то рыцарей, которые при всех своих пакостях, гнусностях и зверствах сравнимы разве что с мелкими бесами, да и только. Но они же были и самые добродушные.

Сила на Руси всегда доброту предполагала. Да оно и понятно. Если ты кулаком быка убить можешь – злобствовать попусту не станешь. У сильного человека на первый план сразу великодушие выдвигается, желание ближнему помочь. А чего? Вон сколько у меня силушки – на всех хватит. Пользуйся, не стесняйся. Все равно останется, да еще с лихвой.

И здесь все сработало, как и было задумано Константином. К концу недели русичи и местные, не чинясь, хлебали варево из одного котла, чему сами ливы были только рады-радешеньки. Им ведь свою мучную болтанку приправить было и вовсе нечем. Бросят для запаха пару корешков да травок, а больше и нет ничего. Постарались рыцари от души, устроив своим новообращенным подданным вечные постные дни.

Русичи, видя такое дело, поначалу просто угощали, а потом и вовсе так разделились, чтоб у каждого котла, поставленного на огонь местными жителями, столовался хоть один из них. Вот он-то и бухал щедрой рукой мясо в кипящее варево, весело подмигивая тем, кто жадно глядел на него. Мол, сейчас поедим на славу.

Но помимо явной у Константина была еще и тайная цель.

Едва ему доложили, что первые отряды крестоносцев уже на подходе, как он тут же созвал старейшин и без обиняков спросил:

– Как дальше жить будем? Вы со мной, против меня или сами по себе?

Те поначалу нерешительно мялись. Врать по причине своей «нецивилизованности» они до сих пор не привыкли, а говорить правду – себе дороже. Уж больно страшно отказывать, а согласие давать тоже боязно. Знать бы, что надолго пришли старые-новые хозяева на их земли, тут и говорить было бы нечего. Как один встали бы под знамена князя Константина и дрались бы не щадя жизни. Тогда бы они все им попомнили: и виселицы многочисленные, и то, что обдирали их каждый год как липку, да и за разбитые кумирни со старыми богами воздали должное.

Может, потому и урожаи скудными стали, что который год не ловят ливы доброго бога Юмиса[34]на своих полях, пригласив его остаться пожить вместе со всей семьей.