Полученного Лизеттой наследства вполне хватило бы на безбедную жизнь, однако девушка редко говорила о нем, да и вообще практически не притрагивалась к деньгам. Ей не хотелось жить ни в пустом наследном доме в Суссексе, ни с бабушкой и дедушкой в Хэмпшире. Она устала, что после потери родителей ее все постоянно жалеют. Жизнь в столице, необходимость работать с утра до ночи и управляться самостоятельно сделают ее сильнее. Она совершенно не тяготилась одиночеством и даже начала радоваться жизни, особенно теперь, с удобным графиком работы и регулярной зарплатой. Плюс еще тот славный летчик, Джек, который дважды приглашал ее на свидание. До сих пор она отказывалась, но если он пригласит в третий раз, пожалуй, ответит согласием.

К началу войны Лизетта успела прожить в этой квартире всего девять месяцев — и вот уже ей пришлось замазывать окна, которые она так любила, черной краской, да гадать, не сметет ли «блиц» ее маленький домик с лица земли. По счастью, обошлось. Она жила тут три года, а до сих пор основной удар бомбежек люфтваффе приняли на себе доки и Ист-Энд.

Отважные лондонцы день и ночь укреплялись духом, без всякого почтения бросая вызов бомбежкам. За пятьдесят семь дней бесконечных налетов погибло почти шесть тысяч человек. Британцы не сдавались. Продуктовые рационы становились все скуднее и скуднее, а британцы потуже подтягивали пояса и по-прежнему верили, что чашка чая утоляет все печали. Правда, многие негодовали, что правительство прекратило производство мороженого. Когда бомбили Букингемский дворец, Лизетта поневоле вздохнула от облегчения, что и Вест-Энду тоже досталось, не только бедным районам. Похоже, стойкая королева Елизавета разделяла ее чувства: она осталась в Лондоне, чтобы подать своему народу пример мужества и оказать моральную поддержку.

Теперь Лизетта слабо улыбнулась, глядя, как ее посетитель, назвавшийся мистером Коллинзом, усаживается в единственное имеющееся в квартире кресло. Сама она притулилась на крохотной обитой вишневой кожей оттоманке, которую нашла на Кингз-роуд. Два закрашенных черной краской окна за спиной гостя напоминали слепые глаза, но девушка отодвинула черную штору на выходящем во двор окне, пропуская в комнату хоть немного дневного света. Мистер Коллинз отхлебнул глоток чая из позолоченной чашки лиможского фарфора. Ручка чашки была разрисована яркими гирляндами роз. Пожалуй, по нынешним меркам чашка выглядела аляповато, но Лизетта любила этот тонкий до полупрозрачности фарфор. Она так и не овладела в должной мере искусством заваривать чай, да и в глубине души не разделяла повального помешательства англичан на этом напитке. Вот попроси гость кофе — дело другое. Возможно, она бы и согласилась порыться в старых запасах и наглядно продемонстрировать гостю, что чашка настоящего французского кофе способна стереть недовольную гримасу с его лица.

Почти не притронувшись к чаю, мистер Коллинз поставил чашечку на блюдце.

— Мисс Форестье…

— Если не возражаете, я предпочитаю — Форестер. Стараюсь англизироваться по мере возможностей.

— Разумеется. Простите. — Мистер Коллинз вежливо кашлянул, и Лизетта невольно подумала, что он похож на толстого дрозда — такой же весь округлый, в коричневом.

— Впрочем, меня привела сюда как раз ваша «французскость». Мне бы очень хотелось, чтобы вы согласились встретиться с одним моим коллегой. Не могу назвать вам его имени, потому что… ну, потому что это тайна. — Он натянуто улыбнулся. — Мисс Форестер, от нашего внимания не укрылось, что вы говорите на нескольких языках, причем безупречно.

Девушка покраснела.

— Откуда вы знаете?

Мистер Коллинз вздохнул.

— Скажем… вы несколько месяцев находились у нас под наблюдением.

Лизетта недоуменно заморгала.

— Под наблюдением?

Ее гость кивнул. Ему хватило совести хотя бы сделать сконфуженный вид.

— И в чем вы меня подозреваете? — спросила Лизетта, почти задыхаясь от возмущения.

— О, нет, силы небесные, мисс Форестер, никоим образом! Ничего подобного. Собственно говоря, ровно наоборот. Я хочу сказать, мы восхищаемся вашим владением языками. Вы великолепны.

Лизетта сама не знала, чувствовать ли себя польщенной или просто вздохнуть от облегчения. Она вновь нахмурилась.

— Тогда зачем вы за мной наблюдаете?

— На самом деле по чистой случайности. У «Лайонса» вы как-то обслуживали мою коллегу. Она обратила внимание, что потом вы перешли к столику, за которым разговаривали по-французски, и явно понимаете, о чем речь.

— Обратила внимание?..

— Видите ли, мисс Форестер, у нее профессиональная наблюдательность. Она заметила, что вы улыбнулись на какую-то реплику от того столика. Через несколько дней вы обслуживали другого моего коллегу, англичанина. Он обратился к вам по-французски.

— Понятно.

— А потом он привел с собой другого коллегу, которого представил как швейцарца. И вы негромко поговорили с ним на немецком. Должен признаться, швейцарский посетитель был англичанином — можно сказать, подставное лицо, — но ваш немецкий оказался безупречным. Более того, вы и просторечия не пугаетесь.

— Мистер Коллинз, я и в самом деле говорю на нескольких языках, а еще владею французскими диалектами. Языки — моя специальность. Вот почему я работаю во «Френч-кантин» и у «Лайонса» — хотя, по очевидным причинам, стараюсь не демонстрировать знания немецкого. А я помню этого вашего швейцарца, очень учтивого… Так к чему это все?

— Мисс Форестер, мы бы могли найти применение вашим талантам. Нашему… гм… военному министерству нужно как можно больше информации. Человек с обширными лингвистическими познаниями — редкое сокровище, нельзя проходить мимо.

Лизетта стала понимать: власти надеются, что она согласится научиться работать с передатчиком или еще чем-то таким. Девушку охватила дрожь радостного волнения. Ну наконец-то она сможет потрудиться ради победы! Уж коли рисковать жизнью, живя в Лондоне, почему бы не рискнуть ради благородного дела!

— Итак, что скажете? — мистер Коллинз подался вперед.

— Что ж, мистер Коллинз, как говорит моя бабушка: «Каждый должен внести свою лепту».

— И в самом деле, — кивнул он. — Можно ли назначить вам еще одну встречу, чтобы обсудить это более подробно?

— Да… но мне хотелось бы поговорить с…

— Мисс Маплтон? Тут уже все улажено. Как насчет четырех пополудни?

— Прямо завтра?

Он кивнул.

— Такие уж времена, мисс Форестер. Вы знаете отель «Виктория» неподалеку отсюда?

— Нортумберленд-авеню, верно? — спросила девушка.

— Замечательно. Комната номер двести три. Можете прийти немножко пораньше?

— Хорошо, если хотите — и если уладите с моей сменой.

— О, насчет этого не беспокойтесь. — Мистер Коллинз встал и слегка поклонился Лизетте. — Спасибо за чай, — добавил он, торопливо отводя глаза от практически не тронутой чашки. — До встречи.