— Да.

— Знаете, ребята, вы не поверите, но я все еще раньше рассчитал! — Пашка обвел одноклассников сияющими глазами и обратился за поддержкой к Власовой. — Скажи им, Надя! — Надя только улыбнулась, а Румянцев продолжил: — Представляете, я составил логическую задачу на предмет самых перспективных пар нашего класса, и все совпало! Оказывается, алгеброй действительно можно поверять гармонию! Классики — они на то и классики, что зрят в корень!

— Ну… и что там у тебя получилось? — заинтересовалась Клюева.

— Ты, Анастасия, самой судьбой предназначена своему Алику, Надя — мне, а Таня — Степке! Вот посмотрите! — И он вытащил из рюкзака потрепанную уже бумажку. — Это же наука! Не то что наша дурацкая жеребьевка!

— Какая еще жеребьевка? — спросила Клюева.

Румянцев закусил губу. Влад Кондратюк, глядя на него, сочувственно покачал головой.

— Да так… Никакая… Я это… оговорился, — промямлил Пашка.

— Ну-ка, ну-ка! — встала перед Румянцевым Надя. — Что еще за жеребьевка? Ну-ка немедленно выкладывай!

— Ну… Надя… это же так… Глупость…

— Если ты, Пашенька, сейчас же не объяснишься, между нами все будет кончено!

— Да что тут объяснять… Я же сказал, что глупости одни… Мы просто прикалывались…

— Пашка! — угрожающе произнесла Надя.

— Ну хорошо! Владик, скажи ей, что мы просто валяли дурака! Понимаешь, Надя, мы написали ваши… ну то есть… девочек… фамилии на бумажках и тянули жребий…

— Ах вот оно что! — потемнела лицом Надя. — А я-то думала, что это любовь… И как же я могла забыть, что незабвенная «кувшинка надводная» была тобой посвящена светлому образу Арины Дробышевой!

— Да это ж я так просто… для пробы написал… — попытался оправдаться Румянцев, но Надя уже отвернулась от него и мгновенно растворилась в толпе школьников. Таня с ужасом взглянула на Карпуховича и бросилась вслед за Надей. Клюева свернула распущенные волосы в бублик, заколола вынутыми из кармана шпильками и пошла в другую сторону.

— Муся, вот честное слово, я вообще не тянул никакого жребия, — быстро заговорил Одинцов, глядя в лицо Черновой самыми честными глазами. — Пашка, ну скажи ей!

— Да… — медленно проговорил Румянцев, жадно вглядываясь в толпу, в которой скрылась Надя. — Игорек не тянул жребий, Муська. Он тебя сразу выбрал…

Но Чернова не поверила. Она перевесила свой рюкзачок с обезьянкой на другое плечо и тоже смешалась с толпой в коридоре. Дробышева выхватила листок с задачей из рук окаменевшего Пашки, прочитала ее и протянула Люде.

— Гляди, кого мне Пашкина «алгебра» предназначила! — насмешливо произнесла она.

Люда осторожно взяла в руки листок. Из решения задачи следовало, что устойчивой парой 9-го «А» класса являются Дробышева и Исмаилов, а также Люда Павлова с Владом Кондратюком. Люда поискала глазами Исмаилова. Его, конечно же, рядом не было. Кондратюк смотрел на нее виноватыми глазами. Люда сунула листок обратно в руки Пашке и тоже пошла прочь от одноклассников.

Не нравилось Люде все это. Влад, конечно, очень хороший парень, но все же… Эта задача врет… Между ней и Сеймуром уже пробежала искра понимания. Они вчера сидели совсем рядом на горке, руки их соприкасались, и Сеймур не отодвигался, не морщился, не говорил: «А пошла ты!», а, наоборот, был откровенен и тих. А сегодня с утра он при всем классе извинился перед Надей. Власова, конечно, фыркнула и отвернулась от него, а Пашка Румянцев тут же подскочил и заявил, что если Исмаилов еще раз приблизится к Наде, то он его самым зверским образом убьет. Люда видела, что Сеймуру очень хотелось еще раз подраться с Румянцевым, но он все-таки заставил себя сдержаться и даже не бросил ему по своему обыкновению никаких резких слов. После этого Люда в знак благодарности положила свою ладонь на его, и он свою руку не убрал.

Над 9-м «А» после роковой химии сгустились самые черные тучи. Девочки не разговаривали с ребятами. Успеваемость резко упала. Антонина Петровна уже всерьез подумывала о том, не собрать ли ей на экстренное совещание родителей, чтобы вместе, объединенными усилиями вернуть детей на единственно правильную дорогу, которая ведет прямиком к выпускным экзаменам. Она уже даже назначила день родительского собрания и записала детям в дневники, но девятиклассников это не волновало ни одной минуты, потому что они были заняты собственными серьезными проблемами.

— Знаете, девочки, — сказала Клюева, когда пострадавшие собрались в сквере на тех самых ржавых качалках, где недавно беседовали Люда с Исмаиловым, — мне кажется, нам надо все-таки проявить к парням некоторую снисходительность.

— С какой это стати? — удивилась Власова.

— Я долго думала над всем тем, что произошло у нас в классе, и вспомнила, что мой Алик сначала пришел со своими предложениями к тебе, Надя? Думаю, ты не можешь этого не помнить!

— Конечно, помню, ну и что?

— А то, что, видимо, при жеребьевке ему досталась ты. Вот он и пошел… Но, девочки, — Клюева подняла вверх указательный палец правой руки. — С судьбой спорить бесполезно, поэтому у вас ничего и не вышло!

— И что?

— А то, что Алик не виноват! Он подчинился решению большинства, поплелся со стихами к тебе, даже не подозревая в тот момент, что судьба предназначала ему меня! Так и в Пашкиной задаче, между прочим, сказано.

— И что ты предлагаешь? — спросила Таня Прохорова, которую девчонки совсем недавно допустили в свою компанию, чем она очень гордилась. Еще вчера она была никому не нужным синим халатом среди пробирок, а сегодня получила статус девушки, которую коварно обманул ее молодой человек. В том, что Степа Карпухович является ее молодом человеком, Таня уже и не сомневалась.

— Я собираюсь Алика простить, — заявила Клюева, — и вызнать у него результаты жеребьевки.

— Зачем? — раздражилась Надя.

— Затем, что если ее результаты не совпадают с тем, что у нас в классе сложилось, то ею, жеребьевкой, по-моему, можно пренебречь, как детским атавизмом.

— Мне кажется, что Настя правильно говорит, — живо отозвалась Таня Прохорова, потому что она уже очень жалела о том, что демонстративно убежала от Карпуховича. Наверняка Степа, как и Алик Зайцев, ни в чем не виноват.

— Ну что ж, — поднялась с качалки Надя. — Попробуй, Настя. Хуже, наверно, все равно уже не будет.

Из сквера Таня Прохорова шла домой вместе с Надей. Она чувствовала себя теперь очень значительной персоной и почти такой же красивой, как Власова. Конечно, ростом она не вышла, но ведь и Степа не слишком высок. Ей в самый раз.

— Скажи, Надя, — начала она. — А Павлик тебе в любви признавался?

— Как тебе сказать… — задумчиво проговорила Надя. — Впрямую таких слов не говорил, но мне казалось, что и так все ясно. А теперь… Я не знаю, что и думать. Неужели это все игра? Только зачем? Какой во всем этом смысл?