Я покосился на рыцаря, но счел за благо промолчать. С его щепетильными понятиями о чести и правилах ведения войны, вряд ли стоило знать, что я все же решился на отравление воды и, пробравшись к колодцу, пока ошарашенные странным заревом воины Артура беспорядочно суетились, вылил в него весь пузырек, данный мне магом.

— Я понял: это тайна…

— Да нет, сэр Хотспер… Я просто совершил небольшую разведку. Послушал, о чем говорят во вражеском стане. Ночью они решатся на штурм. Это будет нестандартный ход… Но теперь мы о нем знаем…

— Тогда я пойду готовить людей… Какие-нибудь особые распоряжения, сир?

— Да нет… Все, как и прежде. Нас теперь вдвое больше, мы лучше вооружены, а они этого не ожидают.

— Но это вряд ли уменьшит их пыл, — сказал рыцарь. — Теперь у них есть только один способ выжить — захватить крепость. И драться они будут уже не за наживу, а за собственные шкуры. И драться крепко…

— …Факелы! — сорванным голосом кричал Хотспер. — Больше факелов на стену!

Женщины несли все новые и новые факелы. Некоторые, в исступлении ярости, так и оставались на стенах, подменяя павших мужчин. Дрались неумело, но с первобытной жестокостью, яростно.

Бой шел второй час. Из трехсот мужчин, защищавших замок, осталось чуть больше половины. Опытный Хотспер оказался прав: нападавшие бились насмерть, понимая, что за стенами нашего замка их единственный шанс на спасение.

Бесконечным потоком взбирались они на лестницы, падали, пронзенные копьями, стрелами, мечами. Заживо варились в льющейся сверху кипящей смоле, погибали под градом камней, но все равно стремились на стену, отделявшую жизнь от смерти.

Врубившись в очередной клубок тел на месте намечающегося прорыва, я оттеснил нападавших, помог алебардщику оттолкнуть лестницу с повисшими на ней людьми, в спину зарубил теснившего одного из моих воинов копьеносца, окликнул Томаса:

— А где… Да оставь ты его в покое! Что ты делаешь?! Он давно мертв!

Оруженосец, всю битву следовавший за мной по пятам, перестал дубасить безжизненное тело головой о каменный пол, с безумными глазами оглянулся:

— Сир?

— Где мальчишка? Я давно его не видел… Как его?.. Конрад. Найди его и присмотри. Я справлюсь и сам.

— Я видел его на южной стене, — подсказал какой-то воин. — Рубится бесстрашно. Чертенок, а не мальчишка! Прости господи!

— Святой отец! — с изумлением узнал я священника. — А вы что здесь делаете?!

Отец Хук в изнеможении опирался на окровавленное копье. Ряса его была изодрана в клочья, на левой стороне лица наливался багрянцем страшный кровоподтек.

— Не только молитвой, но и силой оружия бранного, — хрипло пояснил он. — Бесов… Пришлось вспомнить о смирении…

— О чем?!

— Смирении, ваше величество! Когда человек идет к Богу, а на его страну, друзей, семью, нападают враги, надо смирить жажду царства небесного для себя и вспомнить о других. Если же стоять рядом и трусливенько взывать о всепрощении к насильникам, то это не смирение, а лицемерие и попустительство, которое Господь не простит. Грех совершаю. За него отвечать придется, но из двух возможных грехов этот — меньший.

— Они же вроде христиане?

— Христопродавцы они, а не христиане, — отрезал священник. — Бей их, дети мои! За правое дело стоим, значит, Бог с нами!

— Сир! На помощь!

— Сир! Они прорвались на южной стене!

— Сир! На западной стене прорыв! Сэр Хотспер ранен!

— Сир! Помогите, ваш оруженосец…

…Они сыграли отбой, когда я уже почти не верил в победу. Сквозь застилавшую глаза пелену я тупо смотрел, как медленно отходит в свой лагерь противник, подбирая раненых и собирая оружие. Обстреливать их из луков уже не было сил…

Шатаясь, ко мне с трудом приблизился Хотспер. Согнувшись в три погибели, облокотился о стену и долго молчал, глядя в бойницу.

— Утром снова пойдут, — безжизненным голосом сказал он. — А у нас не больше трех десятков мужчин, способных держать оружие. Да и те едва на ногах стоят от усталости… Не выдержим, сир… Кажется, все же не выдержим…

— Не будет больше штурма, — сухо ответил я. — Уж поверьте…

— Думаете, уйдут?

— Нет. Не уйдут.

Не понимая, он посмотрел на меня, но уточнять не стал. Томас, с обмотанной окровавленной тряпкой головой, на руках принес бесчувственного Конрада.

— Молодец, волчонок! — улыбка на его изможденном лице больше напоминала оскал. — Сопляк совсем, а ведь не меньше дюжины к праотцам отправил…

— Сильно ранен?

— Щитом оглушили. Рука немного задета… Кажется, бок…

— Неси к лекарю. И сам… И вы тоже, сэр Хотспер. Зайдите к нашему костоправу и отправляйтесь отдыхать. Завтра будет много дел.

— Я бы предпочел остаться. Мало ли что…

— Это приказ. Я тоже пойду. Пережить подобную ночь — это за гранью человеческих сил…

— Сир… Простите, что осмеливаюсь… Но я должен спросить… Сир, вы — человек?

Я хрипло рассмеялся.

— Я — человек, сэр Хотспер. Увы… Обычный человек, со всеми присущими человеку слабостями: трусостью, жадностью, недальновидностью… Иначе бы меня здесь не было… Попытайтесь заснуть, сэр. Не хочу, чтобы вы свалились от переутомления. Вы еще понадобитесь мне, рыцарь…

…Поток ледяной воды выбросил меня из тяжелого, бредового кошмара. Фыркая и отплевываясь, я вскочил на ноги:

— Кто посмел?!

— Простите, сир!

Возле моей кровати столпилась целая куча народа. В руках у виновато улыбающегося Томаса я заметил ведро. Выбил, отвесил паршивцу оплеуху, оглядел встревоженные лица:

— Что случилось?

— Не могли вас разбудить. Трясли, орали в ухо… Вы были как неживой…

— Немудрено, после такой ночи, — проворчал я, медленно приходя в себя. — Зачем будили?

— Вам стоит посмотреть на это самому. Вы не поверите…

Одевшись, я последовал за ними на крепостную стену. День выдался безоблачный, и полуденное солнце отчетливо освещало страшную картину.

Земля в неприятельском лагере была покрыта слабо шевелящимися телами. До нас доносился ровный, монотонный гул: бедняги стонали так, что даже у меня мурашки побежали по коже…

— Что с ними? — почему-то шепотом спросил меня Томас. — Они… они не притворяются…

— Да, — подтвердил я. — Они не притворяются.

— Тогда что же это?

— Слышал о каре Божьей? Спроси святого отца, он тебе объяснит.

Я отвел в сторону сэра Хотспера:

— Давно это началось?

— На рассвете. Я сначала не понял, почему они забегали, — рассказал рыцарь. — Думал — готовятся к новому штурму… Суета продолжалась часа три… Потом стала стихать, и вот это… Может, спуститься, помочь им? Не можем же мы просто стоять и смотреть? Это не по-рыцарски…