Только как ни присматривался Гиль-Шаш, он не мог понять смысл рисунка. Полотно было разделено неровными полосами на четыре части, по наружной кромке изображения частоколом поднимались крыши домов.

— Это рисунок земли, в которую мы идем, — тихо подсказал Ур-Шанаби.

«Карта! — понял Виктор. — И это не крыши домов, а горы!»

— Это большой секрет, — продолжил мореход. — Шаман не показывал тебе ее, потому что твоя душа может улететь в земли блаженных через рисунок, как улетает душа певца во время камлания. Но он может вернуться, а твоя душа останется там, и без нее тело твое либо умрет, либо станет зверем, либо бессмысленной куклой, вечным рабом какого-нибудь злого чародея.

Гиль-Шаш внимательно посмотрел в синие серьезные глаза и усмехнулся:

— Не пугай меня сказками, Ур-Шанаби. Просто скажи, что чужим незачем знать дорогу к Хара Березайти.

Мореход улыбнулся в ответ:

— Ты очень смекалист, Гиль-Шаш! Неудивительно, что тебе удалось пройти полсвета и добраться до Молочного моря. Но ты идешь на верную гибель и вряд ли расскажешь о стране блаженных кому-нибудь из своих соплеменников…

Чем ближе они подходили к горам, тем больше плавучих белых скал и целых гор преграждало им путь. Ладья петляла среди глыб размером с храм Солнца и более, рискуя быть раздавленной, но кормчий умело управлялся с правилом, каким-то неизвестным Гиль-Шашу чувством выбирая правильный путь.

Когда они миновали очередную ледяную громаду, человек на мачте закричал, указывая пальцем в небо. Гребцы быстро отложили весла, схватились за оружие, притаились у дощатого настила. Тварь размером с молодого быка мягко опустилась на ладью, большие крылья ударили ветром в лицо, из орлиного клюва раздался громкий клекот, и судно качнулось. Второй зверь сделал круг над ладьей и пронзительно ответил на зов своего товарища.

Над скамьями гребцов вырос лес копий. Существо попыталось достать людей клювом, но наконечники дружно отбили первую атаку. Тварь подалась чуть назад, обиженно вскрикнув от боли, и тут же попыталась достать гребцов с правого борта лапой. Люди отразили этот удар тем же способом.

Гиль-Шаш оглянулся: оказалось, что он один стоит на дощатом настиле. Шаман с Ур-Шанаби скрылись под защитой копий, бросив его наедине с чудовищем. Но странник напрасно так плохо подумал о мореходе. Голова Ур-Шанаби появилась на корме судна.

— Эй, странник! Быстрее сюда! — крикнул он замешкавшемуся Гиль-Шашу.

Ему не хватило нескольких мгновений, чтобы спуститься в укрытие под настилом. Второй крылатый зверь преградил путь, опустившись на доски кормы. Быстрая птичья голова тут же попыталась клюнуть, и Гиль-Шаш едва успел уклониться. Он отскочил к мачте, оглянулся. Первый зверь медленно крался, заходя со спины, второй подступал спереди. Гребцы пытались колоть их копьями, но острые наконечники скользили по плотному оперению или вязли в толстом пуху. Несколько копий звери перекусили крепкими клювами, и мореходам пришлось отбивать своих товарищей, потерявших оружие. Однако все внимание тварей было приковано к беззащитному человеку, стоящему у мачты.

И тогда над Молочным океаном прозвучал протяжный волчий вой. Мир вокруг замер. Звери на мгновение отпрянули, присев на задние лапы и прижав уши, будто испуганные кошки. Такого звука еще не слыхали величественные Рипеи.

Обсидиановая двухлезвийная секира Гиль-Шаша описала дугу и плашмя ударила по голове грифона, подступающего справа. Зверь слева попытался достать верткую добычу лапой, но попал когтями в мачту. Не растерявшийся странник саданул обухом по лапе, успев спрятаться за мачтой от второго зверя. Мореходы тоже не теряли времени — копья кололи грифонов в мягкие ткани, не закрытые перьями.

Гиль-Шаш крутился вокруг мачты, используя ее как прикрытие для спины. Его секира со свистом рассекала воздух, и тяжелые удары сыпались на головы и лапы тварей. Наконец зверь справа пришел в неописуемую ярость от множественных порезов. Он поднялся на дыбы, желая смять несговорчивую дичь. Улучив момент, когда чудовище поднялось почти в полный рост, Гиль-Шаш, собрав все силы в кулак, разбежался и ударил зверя всем телом. Не удержавшись на задних лапах, грифон рухнул в воду через головы гребцов.

Ладья угрожающе накренилась. Зверь слева крикнул и взлетел в воздух. Мореходы дружно выскочили из-под настила, и теперь все судно ощетинилось длинными копьями, не позволяя грифону вернуться на борт. Упавший в воду полулев-полуорел, жалобно стеная, плавал вокруг ладьи, пытаясь выбраться. Крылья беспомощно хлопали по воде, все больше намокая. Взлетевший грифон завис над своим товарищем и, схватив его всеми четырьмя лапами, потащил в небо.

Гиль-Шаш наблюдал, как звери опустились на льдину и принялись чиститься, то, как кошки, языками зализывая раны, то отряхиваясь, будто собаки, то распрямляя клювами смятые перья, подобно птицам. Время от времени они клацали клювами и кричали, вытягивая шеи в сторону удаляющейся ладьи, на которой ликовали победители.

— Грифоны, — кивнул в их сторону Ур-Шанаби.

— Красивые, — заметил Гиль-Шаш. — Мокрый теперь погибнет?

— Нет. Они же наполовину кошки и живучи, как кошки. Горы совсем близко, долетят.

— Позовут стаю, — заметил странник.

— Не позовут, — покачал головой мореход. — Они живут парами и парами нападают. Гордые… Мы предпочитаем их избегать или отпугивать. Убивать жалко.

Он внимательно посмотрел на Гиль-Шаша:

— А ты не робкого десятка, странник. Может, тебе и повезет.

Гиль-Шаш усмехнулся. Сорок пар ясных глаз с одобрением смотрели на него. Подняв секиру в воздух, странник крикнул:

— Баробаро!

— Баробаро!!! — громыхнуло ему в ответ.

Ковалев рывком сел на ложе. Руки вцепились в простыню, а перед глазами еще стояли ледяные вершины гор.

— О господи, — выдохнул он, приходя в себя.

Сон был настолько осязаемым, настоящим, что даже ладони горели от рукояти секиры и ныли плечи после тяжелого боя.

Виктор быстро поднялся и бросился на кухню. Едва не врезался в дверь комнаты — сонный дурман еще мутил сознание. На ощупь нашел мойку и, открыв кран, принялся хлебать воду. Плеснул в лицо, отгоняя смутную тревогу, растер мокрой ладонью шею.

Полегчало. Однако сумрак, сгустившийся в углах кухни, прячущийся под столом и за буфетом, пугал призраками чудовищ, когтистыми лапами, острыми клювами.

Ковалев встряхнулся.

— Нет‑нет‑нет. Это сон, всего лишь сон.

В окне, выходящем в сад, он заметил движение, отпрянул назад, стараясь не выдать себя. По садовой дорожке смутной тенью неспешно шел Макар, натягивая на ходу футболку.