ночь и наутро обнаружить себя с дикой головной болью и депрессией от общего непонимания окружающей действительности. Завтра, всё завтра… или послезавтра, или вообще через неделю, когда шквал обрушившийся на меня, как то уляжется, устаканится, возвращая мне способность мыслить рационально. А вот что точно надо сделать завтра, причём не откладывая ни на один день — так это решить вопрос с Кулябьевым и его присными, причём решить так, чтобы на будущее исключить саму возможность рецидива. Просто чтобы больше не отвлекаться на всякую ерунду. Внимание и сосредоточенность мне ещё, ох, как понадобятся.

…понять бы ещё — зачем…

VII

"Вот с чего я вчера так раздухарился?» — гадал я наутро, по дороге в школу. — Ну ладно, мир вокруг полон неожиданностей и непонятностей и, мягко говоря, не во всём совпадает с тем, откуда я прибыл. Но — что это меняет? Лично для меня, здесь и сейчас? Школьная программа изменилась? Вообще-то, могла и измениться, только вот из наскоро просмотренных к сегодняшним урокам страничек учебников это не следует. Люди на улицах другие? Вроде, те же самые, и даже одеты примерно так же. Может, апрельское небо не такое радостно голубое, несмотря на то, что где-то в нём кружит на своей орбите отсутствовавший в нашей реальности «Скайлэб-2»? Тоже нет, со всяком случае, простым глазом это никак не заметно…

Да, интересно, а как же! Как бы я хотел получить в руки книжку, в которой подробно, шаг за шагом, будут расписаны все изменения, произошедшие в здешней истории начиная с пятьдесят третьего года! Чтобы прочесть, обдумать и всё понять — и уже исходя из этого строить планы, как это и приличествует уважающему себя попаданцу. Так ведь опять нет! Вот скажите: мог бы простой восьмиклассник в нашем семьдесят пятом году заполучить в руки такую книжку? Да что там, восьмиклассник — студент, инженер, даже преподаватель ВУЗа? Очень, очень сомнительно — в лучшем случае, он мог надёргать куски сведений (которые ещё проверять и проверять) а потом долго и упорно склеивать их вместе, пользуясь для этого самым надёжным цементирующим средством — слухами, приватными беседами на кухне и прочими источниками, которые принято называть «неофициальными». А есть ли у меня сейчас доступ к таковым? Нет, и не предвидится, поскольку вопросы текущей внутренней политики, и уж точно, её скрытые механизмы пребывают далеко вне сферы интересов нормального московского школьника — как пребывали они вне сферы моих собственных интересов в мои законные четырнадцать лет. И это нормально, иначе и быть не может, не тем заняты мысли среднестатистического подростка среднестатистической московской семьи…

Это, впрочем, не значит, что я не смогу в итоге составить цельную картину здешнего мира. Смогу, во всяком случае, постараюсь — но не за день-два, даже не за неделю, и уж точно — не пролистав первые попавшиеся мне под руку газеты и книги — пусть это даже том «Истории КПСС». Нет, информацию надо накапливать постепенно, обдумывать, укладывать, неспешно разбираться, целенаправленно выискивая недостающие фрагменты мозаики — и вот тогда, тогда… Да и то сказать — куда торопиться, крыша, что ли, горит? Лучше положиться на естественный, так сказать, ход событий — не забывая, разумеется, держать уши и глаза открытыми. А заодно, тщательно фильтровать базар, когда дело дойдёт до расспросов и тех же бесед на кухне…

Кстати, вот вопрос — а здесь уже имеются «голоса»? помнится, в своё время отец (уж насколько убеждённый коммунист!) иногда слушалих по вечерам, закрывшись на кухне, на большом приёмнике, тщательно вычленяя осмысленные фразы из воя и какофонии помех, чем повергал меня в тягостное недоумение. Приёмник этот и сейчас стоит в родительской спальне, и, пожалуй, надо будет попробовать — после возвращения родителей проделать это будет, пожалуй, затруднительно…

Ладно, это всё потом, как минимум — сегодня вечером. Вот он, школьный двор, стайки мальчишек и девчонок выныривают из окружающих дворов и бегут — надо торопиться, до первого звонка минут семь, не больше. Младшие размахивают смешными матерчатыми мешками на верёвочке — ага, сменная обувь, а я-то свою не взял, могут и завернуть… Вот строгая высокая девочка ведёт за руку малышку в паре огромных белых бантов — старшеклассница провожает сестрёнку, ясное дело… А вот и натоптанная тропинка, ведущая от «перелаза» через забор к крыльцу коротким путём по газону — ага, сегодня её караулят дежурные старшеклассники, выставленные завучихой Зинаидой Петровной — ты смотри, помню, помню! В другие дни те же старшеклассники сами с удовольствием сигают через забор, срезая полсотни шагов в обход, но сегодня они стараются вовсю — как же, такой шанс поглумиться над младшими, проявить свою власть! Вот трое сутулых десятиклассников, явно не из числа тех, что могут похвастать пятёрками и четвёрками, быстро смолят сигаретку в укромном уголке, образованном школьной стеной и боковым крыльцом — двое передают бычок друг другу и торопливо пускают дым а третий опасливо оглядывается — не появится ли в опасной близости кто-то из учителей, которые, конечно, прекрасно знают об этом злачном месте и систематически устраивают «облавы»? Да… люди, уж точно здесь те же самые — несмотря ни на каких попаданцев, которые то ли были на самом, то ли всего лишь плод моей нездоровой фантазии.

— Вот темы сегодняшнего сочинения.

Русичка проскрипела мелом по доске, заканчивая строку, отряхнула руки и пристроила белый кусочек на узкую полочку. Вообще-то Татьяна Николаевна преподавала у нас и русский и литературу, но термин «русичка» приклеился к ней намертво — пока в девятом не сменился на ласково-любовное «Танюша»

— Вопросы есть? Нет? Тогда приступайте.

Я пробежал глазами написанное

Каким предстаёт в поэме Гоголя «Мёртвые души» губернский город?

Каково отношение автора к чиновникам губернского города?

Каково отношение автора к главному герою?

Почему «Мёртвые души» Гоголь назвал поэмой?»

Что ж, вполне ожидаемо — было бы, если бы я знал о предстоящем сочинении. И ведь знал наверняка, но почему-то не удосужился пометить в дневнике! И вот теперь — сиди, высасывай из пальца что-нибудь на тему бессмертного творения Николая нашего Васильича…

Я поднял руку.

— Можно?..

— Да, Монахов, что у тебя? Сиди-сиди, не надо вставать…

Демократичная она у нас, Татьяна Николаевна. Впрочем, иронизирую я зря — педагог она замечательный, а как классная руководительница — и того лучше. Правда, оценить это по достоинству я смог только в следующем, девятом классе.

— Какой должен