– Конечно, Луиш, почту за счастье!

Эта «Мальборо» в то утро, которое пронзило мою грудь, впервые не имела вкус сигареты. Я находился поблизости от Солт-Лейк-Сити, купаясь в невыразимом свете вместе с приятелем, которого я узнал всего несколько дней назад, и разделяя с ним одно из наиболее ярких переживаний моей жизни. И в этот момент я понял то, что пытался скрыть от себя самого, когда почувствовал его руку на своем плече в прозрачном вагоне. Я никогда больше не увижу Луиша. «Мальборо» имела вкус жизни, и этот мудрый человек, перед тем как удалиться в розовое сияние утра штата Юта, прощался со мной с немного печальной улыбкой, давая последние советы и обнимая юношу, который был готов расплакаться.

Я вернулся на свое место, стараясь замаскировать свою печаль. Алессандро бодрствовал.

– Але, ты представить себе не можешь, что произошло в последний час!

– Я все видел. Слышал, как ты ушел, открыл глаза, выглянул в окно и просто застыл на месте. Ты ведь отправился в прозрачный вагон, верно? Я не представляю, что ты наблюдал оттуда, но догадываюсь. Я в первый раз в жизни видел такую розовую зарю. Что это было за озеро?

Я ответил с улыбкой и новоприобретенной мудростью:

– Ты действительно хочешь знать это?

Начинался наш последний день на «Зефире». Мы уже предвкушали прибытие в конечную цель нашего путешествия, Сан-Франциско, но вместо этого с семичасовым опозданием по сравнению с графиком движения гордо выскочили из поезда на станции с названием «Окленд».

Чтобы добраться до места назначения, нам пришлось ехать автобусом. Подъезд к Бэй-бридж и пересечение залива произвели на нас чудесное впечатление, а ночное знакомство с Сан-Франциско оставило незабываемый след в памяти. Нас уже неудержимо влек к себе этот новый великолепный американский город – притяжение было настолько сильным, что после четырех суток в поезде, прибытия с опозданием на семь часов и осточертевшей пиццы с перцами в желудке мы в два часа ночи как два дурака стояли перед Бэй-бридж с рюкзаками на спине и без малейшего представления о том, где нам переночевать.

Все это кончилось тем, что мы, уставшие и возбужденные, скоротали ночь на скамейке пристани. По сей день фотография, которая запечатлела это памятное событие, относится к числу моих самых дорогих воспоминаний. Следующий день оказался очень длинным. После полудня в Сан-Франциско прилетал Коррадо, третий путешественник-исследователь из нашего трио; мы должны были встретить его в аэропорту, взяв напрокат автомобиль, сказочный «ниссан-альтима» цвета зеленый металлик, оборудованный истинным сокровищем: радиоприемником, принимающим все радиостанции Америки! Пока Алессандро восседал за рулем, я без устали переключал каналы и во все горло распевал песни, на которые натыкался.

До тех пор, пока до моих ушей не донеслись звуки «Take It to the Limit». До чего же я обожал эту песню! Ее не было среди первых творений «Eagles», которые мне понравились, но я помню, что меня как будто ударило электрическим током, когда я случайно услышал ее, готовясь к экзамену по экономике, – она затесалась среди прочих других в двойном компактном диске группы.

Когда все инструменты взяли в унисон начальный аккорд и проникновенный голос Рэнди Мейснера с необычной нежностью затянул песню, я почувствовал, как всего меня пробрала смертельная дрожь: «Вечер был на исходе, яркие цвета сменились синеватыми оттенками, и я, один-одинешенек, думал о женщине, которая, возможно, любила меня, а я так и не узнал об этом, но, ведь тебе известно, я всегда был мечтателем…»

В тот день я понял, что «Take It to the Limit» неоспоримо стала моей любимой песней «Eagles»; кто бы мог подумать, что несколькими годами позже, мчась по американской автостраде, я случайно услышу ее по радио…

«Так что выведи меня на автостраду, покажи мне указатель и еще раз газани так, что стрелку зашкалит».

На следующий день мы вместе с Коррадо отправились исследовать Сан-Франциско с его канатной дорогой, панорамами, Чайнатауном, который сам по себе почти что является отдельным городом, феноменальной бухтой Золотые Ворота. Этот изумительный красный мост, которому не было видно конца, – предмет моих мечтаний в течение стольких лет. Он напоминал мне о Джеймсе Тейлоре, когда тот в своей песне «Wandering» рассказал о своих бесконечных странствиях между Нью-Йорком и Золотыми Воротами.

И нам казалось, что мы тоже должны двигаться без остановки: на следующий день мы выехали в Йосемити[64], а оттуда через несколько часов начали спускаться к Западному побережью.

Водить машину в Соединенных Штатах – совсем иное дело, нежели в Италии, по меньшей мере на калифорнийской автостраде. Иногда кажется, что ты смотришь из окна фильм, настолько красивы пролетающие мимо виды; коренное отличие от наших дорог, где можно любоваться панорамой самое большее в течение двадцати метров пути, пока либо туннель, либо неизбежные ремонтные работы не испортят все, включая нервную систему водителя.

Первой целью осмотра был Монтеррей; после него мы направились к самой красивой части калифорнийского побережья вдоль Автострады 1: зоне Биг-Сур[65]. Эта область, воспетая Керуаком, с горами Санта Лючия, отвесно обрывающимися в море, потрясающе живописна.

Затем мы прибыли в излюбленную туристами Санта-Барбару, где нас ожидали менее поэтичные удовольствия, но их тем не менее не стоило упускать. Мы оказались в кафе со смешной вывеской: филин, вытаращенные глаза которого представляли собой две буквы «О» в слове «Hooters»[66]. Нам еще не доводилось слышать название этого заведения с едой быстрого приготовления, хотя мы полагали, что посетили их все, от «Макдоналдса» до «Венди» и «Кентаки фрайд чикен»[67]. Нет, «Hooters» оказался нам в новинку. Заглянув внутрь здания, мы несколько обалдели, – но это было приятным сюрпризом, – стайка девиц в форменной одежде обслуживала искателей приключений, разъезжая на роликовых коньках. Но это было еще не все: одежда официанток, возрастом лет двадцати, состояла из беленькой маечки на пару размеров меньше, чем это было необходимо, с невероятно глубоким вырезом и шорт апельсинового цвета, столь плотно обтягивающих, что можно было не напрягать воображение. Однако же и на этом чудеса не кончались. Все девицы имели одну общую особенность: из их декольте выпирали, готовые лопнуть от полноты, непокорные округлости, стянутые до безобразия узкими маечками. Налитые груди даже наименее щедро наделенной природой красотки тем не менее не уступали бюсту Долли Партон[68]! Одним словом, это зрелище заставило бы побледнеть и самого Хью Хефнера.