нее воздух был словно тоской пропитан. Посмотрит на тебя такая Нина водянистыми глазами – и жить не хочется.

В ней не было ни хитрости, ни желания сделать всё по высшему разряду. Тихий призрак, по ошибке оставленный среди живых.

Она сдавала половину своей комнаты, иногда пыталась просить милостыню у метро, порой ходила в столовую для бездомных.

Но однажды всё изменилось.

Случилось это в начале марта. Окнами Нинин дом выходил на старое городское кладбище, на котором давно никого не хоронили. Почти каждое утро Нина выбиралась посидеть на одной из могильных лавочек – там было тихо, летом приятно пахло черемухой и крапивой, зимой сугробы были белыми, как накрахмаленные простыни. Безлюдно вокруг. Нина гуляла по кладбищу еще в те годы, когда ее жизнь не пошла под откос, когда она чувствовала себя почти счастливой. Кладбище как будто бы силами ее наполняло, как витаминная прививка, после которой во всем теле легкость и бодрость.

И вот Нинино блаженное одиночество было нарушено. С ней заговорили. Сам по себе этот факт был дикостью, у таких, как она, даже не интересуются, который час, не просят сигарету. Да и место для оживленной беседы было, мягко говоря, не очень подходящее.

Мужчина, нарушивший ее покой, подошел неслышно, со спины, и, услышав его тихий голос, Нина от неожиданности вздрогнула.

– Здравствуйте. А вам не кажется, что вокруг вас слишком много смерти?

Раздраженно возведя взгляд к небу, по которому рваными клочьями плыли высокие весенние облака, Нина приготовилась было грубо оборвать бестактного чудака, но что-то ее остановило. Он был очень странный, этот мужчина, вроде бы говорил как городской сумасшедший, но даже такому черствому к тонким материям человеку, как она, было ясно, что за ним стоят какие-то невиданные спокойствие и сила. Как у картонного идеального киногероя. Мужчина был, должно быть, ее ровесником, внешность имел неприметную, отвернешься и не сможешь по памяти воспроизвести его черты. Идеальная внешность для преступника – блеклая усредненность.

– Зачем вы задали этот вопрос? – хрипловато спросила Нина, вдруг осознав, что уже несколько недель не слышала звука собственного голоса. Голос был как будто бы убран в сундук, и вот теперь она извлекла его на свет – пыльный, залежавшийся.

– Я не в первый раз вижу вас здесь, на этом кладбище. Вы приходите понурая, а возвращаетесь с румянцем и прямой спиной. Вам здесь хорошо? Неужели вас это обстоятельство не удивляет?

– А что такого? – пожала она плечами. – Такой я человек. Кому-то у воды хорошо, кому-то на пляже, а мне здесь, у могил.

– Ладно… Кто-нибудь из ваших родственников остался в живых?

Нина подозрительно прищурилась, в ее голове мгновенно сложилась бесхитростная логическая цепочка – незнакомец следил за ней, раз знал, что она часто приходит на кладбище, теперь вот про потенциальных наследников интересуется, наверное, он из тех мошенников, что отнимают квартиры у одиноких людей. Правда, у нее и не квартира, а комната, смех один – двенадцать метров захламленного пространства, мутные, немытые окна. Нора, а не комната. Такую не продашь даже – неликвид. Как, впрочем, и сама Нина…

Незнакомец рассмеялся, как будто бы мысли ее прочитал.

– Что вы, что вы, мне от вас ничего не нужно. Ни ваша недвижимость, ни что-то еще. Да у вас и нет ничего.

– Это правда, – понуро кивнула Нина. – Зачем тогда спрашиваете?

– Не против, если я сяду рядом?

– Да садитесь, скамейка не моя, а вон ее, – Нина мрачно кивнула на могильный памятник, с которого серьезно смотрела красивая женщина лет сорока. – Я часто к ней прихожу. Все думаю: такая привлекательная, холеная… Как ее угораздило так быстро отчалить? Чего на свете белом не жилось?

– О! – неожиданно восхитился незнакомец. – Так вы верите, что каждый из нас сам волен выбрать час своего рождения и час смерти? Может быть, неосознанно, но все-таки выбрать?

– Не знаю. Да. То есть, скорее всего, нет, – растерялась Нина. – Если бы было так, разве кто бы стал смолоду помирать? В молодости жизни радуешься, какой бы ни была она… Или вот я. Я бы с удовольствием уже сгинула, если бы воля моя была. Нет у меня ни радости, ни надежды. Ан нет, живу же…

– Какая вы милая! – неожиданно развеселился незнакомец. – Конечно, это не как по мановению волшебной палочки происходит. За выбор таких важных дат ответственны слои бессознательного, до которых среднестатистический человек добирается разве что пару раз в жизни, по чистой случайности и во сне.

– Что-что?

– Да неважно. Я не об этом. Вас ведь Ниной зовут?

– Вы что, следили за мной? Кто вы вообще такой? Мне домой пора.

Нина попыталась встать со скамейки, но мужчина мягко удержал ее за рукав пальто. Совсем слабо потянул обратно, но она рухнула, как мешок с тряпками, как будто бы ее загипнотизировали. Ноги ватными стали, и ее воля перестала что-либо значить по сравнению с сиюминутными желаниями странного человека, так загадочно ворвавшегося в ее молчание.

– Не волнуйтесь, я надолго вас не задержу. Но вы подумайте, Нина, ведь никого из ваших близких давно нет в живых. И все ушли из жизни молодыми, недолго прожили после знакомства с вами. Так?

– Я не знаю… Что, если так? Какая кому разница? Я не убивала никого.

– Это мне понятно. – Незнакомец говорил терпеливо, как учитель, который пытается растолковать теорему двоечнице. – Давайте по порядку. Ваша мать?..

– Умерла, – глухо сказала она. – Я ее почти не помню. Мне было четыре года, когда ее машина сбила.

– Поехали дальше. Отец?

– Мертв. Почти сразу после моего рождения во сне отошел. Я же детдомовская.

– Ясно. Мужья?

– Одного на зоне сгноили, – вздохнула Нина, – но сам же виноват. Магазин пытался ограбить. Мы всего год вместе и прожили. А второй алкоголик был, все к тому и шло. Рано или поздно, допился бы до встречи со смертушкой.

– И вы тоже прожили вместе мало, так? – улыбнулся незнакомец.

– Ну… да. Года полтора. Два, может быть. Сейчас и не вспомнить, дело давнее.

– А подруги? Нина, у вас когда-нибудь были подруги?

Женщина нахмурилась.

– Наверное, нет… Да мне и незачем, я одиночка. Люди раздражают только, и голова от них болит. В детстве, в детском доме… какие там друзья? Там за каждую хлебную горбушку грызня шла… Ну, была одна девочка, вроде болтали мы с ней по ночам. Тихая такая, незлая. Так ее однажды подушкой среди ночи задушили, наши же.

– То есть тоже умерла? Приблизилась к вам и умерла почти сразу же.

– Не понимаю, на что вы намекаете? – разозлилась Нина. – Вы сумасшедший, что ли? Хотите на меня все эти смерти