Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуть слышно рыча себе под нос, я вернулась к прерванному занятию. Злость на Оливера возрастала с каждой минутой, свое раздражение я буквально выплескивала на несчастные овощи. Забинтованный палец практически не болел, но из-за повязки потерял привычную подвижность. Наконец, после получаса стараний, я отложила нож в сторону и принялась искать по всем шкафам что-то, в чем можно было бы готовить. У Оливера было множество разномастных тарелок, мисок и плошек, очень скоро я выбрала подходящую кастрюльку. Налив в нее воды, я бросила туда нарезанные овощи и мясо, а затем задалась вопросом: на чем же я буду готовить? Наверное, в очаге, других источников огня на кухне видно не было. Подойдя к камину, я увидела на полке коробок спичек, что в очередной раз подтвердило мою идею.
— Разведи огонь. — бросила я через плечо Оливеру, который уже заканчивал избавляться от следов последнего эксперимента. Молодой человек отложил в сторону тряпку и переспросил:
— Что-что? Не расслышал, чего ты от меня хочешь?
— Я хочу, чтобы ты развел огонь в камине. Я же правильно понимаю, готовить мне надо будет именно на нем? Разжигать костерки я не умею, так что мне нужна твоя помощь. Зажги очаг, а то я ничего сделать не смогу.
— Спички лежат на полке, хворост в камине свежий. — пожав плечами, парень как ни в чем не бывало продолжил мыть пол. Я же тихо скрежетала зубами, проклиная каждую секунду, проведенную в Алеме.
— Я не умею разводить огонь. — наконец выдавила я из себя.
— Ну, что я могу сказать в такой ситуации? Учись! Тренируйся, тут нет ничего сложного, просто чиркни спичкой о коробок и поднеси ее к веткам.
— У меня все равно ничего не получается! — воскликнула я после десятой неудачной попытки. Огонь и не думал зажигаться, половина спичек ломалась в неловких пальцах, а те, что все-таки зажигались, наотрез отказывались переносить свое пламя на хворост. Олли уже закончил с уборкой, и теперь сидел за столом, тихо посмеиваясь над моими неумелыми стараниями.
— Учись! Без стараний жизнь не удастся! Где же ты жила раньше, если так не подготовлена к жизни?
— Я не помню, что было раньше, у меня воспоминания о моем мире как будто в тумане. Но я могу тебе точно сказать, что в моей прежней жизни не было таких вот любителей поэксплуатировать чужой труд!
— Я никого не эксплуатирую, я просто хочу, чтобы ты ну хоть немногому научилась. Поверь, на собственных шишках все уроки запоминаются куда лучше! Ничего, еще чуть-чуть — и у тебя получится развести огонь.
— Это пятнадцатая спичка, и у меня все равно ничего не выходит!
— Зажжешь с двадцатой. Я верю в твои силы!
— Ну и с двадцатой у меня тоже ничего не получится! Они затухают до того, как я подношу их к хворосту.
— Ничего страшного, все мы через это проходили. Сначала падали, когда учились ходить, потом еще многое не поучалось… Тут главное не бросать попытки научиться! Зажигай двадцать первую! Ну или можешь похлебать сырые овощи, замоченные в подсоленной воде.
Мне безумно хотелось выплеснуть содержимое котелка прямо на ухмыляющуюся физиономию паренька. Резко развернувшись, я метнула на него полный негодования взгляд, но Олли и не думал прекращать одаривать меня наисчастливейшей из улыбок. С каждой минутой этот вечно довольный шут раздражал меня все больше и больше. Однако что-то подсказывало мне, что ссориться с молодым человеком не стоит — как-никак, это единственный человек со всем Алеме, кто может понять и принять меня с моей бедой. Наконец, голод победил чувство гордости, и я пробормотала как можно более миролюбивым голосом:
— Олли… Пожалуйста… Помоги мне развести огонь, я сама не справляюсь.
Услышав мои слова, молодой человек просиял.
— Ну вот можешь же! Я знал, что ты умеешь быть доброй, милой и отзывчивой! Ну ничего, мы с тобой и вежливости научимся, и домоводству, и прочим премудростям. Раз уж ты попала в мои руки на полтора года — значит, мы проведем это время с пользой. Может, я сумею сделать из тебя нормального человека? Смотри-ка, я на тебя положительно влияю! Мы с тобой чуть больше суток знакомы, а ты уже начала и хозяйство вести, и "пожалуйста" говорить. Это уже хорошие результаты! А огонь разжигается вот так.
Забрав у меня коробок спичек, Олли вытащил одну и ловко зажег черную головку. Удивительно, но в его руках огонек и не думал затухать! Я безумно боялась обжечься, руки дрожали, у Оливера же движения были спокойными, уверенными, он не копался и в то же время никуда не спешил. Чирк — и вот в очаге уже пляшут оранжевые всполохи. Взяв кастрюльку с супом, парень повесил ее над огнем. Затем картинным жестом показал мне на камин, будто говоря: "Вот это — образец того, как надо готовить ужин. Сегодня показываю я, завтра это будешь делать ты". Наблюдая за собственным варевом, я все глубже погружалась в мрачные мысли. Я все еще надеялась, что все-таки получится сбежать из Алема, попасть домой, но что-то подсказывало — я тут надолго. От осознания того, что я должна провести в этом отсталом мире полтора года, глаза сами собой наполнялись слезами.
Ужин был готов, и, разложив его по тарелкам, я уселась за стол. Олли о чем-то весело болтал, его огромный ворон прохаживался по столу, время от времени издавая протяжные крики. Мне было грустно, мне было горько, хотелось побыть одной, но на больших часах только-только пробило восемь. Подперев голову рукой, я печально водила ложкой по поверхности супа, вкуса которого практически не чувствовала.
— Почему твой хозяин не заглянул на кухню? — брякнула я первое, что пришло на ум, когда Оливер, в кой-то веки, прекратил трепаться.
— Наверное, на работу ушел. Он, знаешь ли, лесоруб, занимается тем, что деревья валит и дрова всей деревне поставляет. Я пытался ему помогать, только вот силенок не хватило, я по большей части только мешался, вот меня и отстранили от подобных работ. Да не особо и хотелось там горбатиться! Так или иначе, с хозяином я пересекаюсь редко. Если он бывает дома, то по большей части спит в своей комнате, на меня вообще никак
