И не исключено, что издание будет представлено на престижной выставке или в самом худшем случае в Уитни[21]. Он расскажет Лине о потенциальных перспективах этого грандиозного проекта позже. А впрочем, стоит ли притворяться и дальше? Нет, она определенно огорчится, когда он выложит ей все, но бурной печали и скорби хватит на час или два, не больше. В том-то и состоит основное преимущество пребывания с ней, а не Кларой. Грубые шутки мужчин, унижения, которым она неоднократно подвергалась… о, она наверняка успела вкусить все это в полной мере. С учетом того, как он с ней обращался, в памяти Лины должен остаться след — хотя, конечно, банальный и весьма непрочный. И он готов был побиться об заклад, что очень скоро она будет путать его с другими мужчинами, чье поведение иначе как возмутительным не назовешь, да с тем же Гэнсвортом, к примеру. Рассказывать ей о ситуации, в какой он оказался, пожалуй, даже опасно. Узнав все, она может захотеть — или же почувствует себя обязанной? — трахаться еще бешенее и чаще.

Занятный все же парадокс: он, у которого оставалось так мало времени, испытывал все меньше и меньше желания цепляться за это время, как бы и не ценил оставшиеся ему дни вовсе. Да если бы кто-нибудь поставил перед ним этот вопрос в дни невинности и неведения, к примеру, когда он, разгоряченный игрой в теннис, сидел в беседке под цветущей жимолостью в Крау-Хилл, наслаждаясь прохладным джином с тоником, тогда он бы наверняка дал на него совершенно неверный ответ. Наверняка сказал бы что-нибудь об исполнении последнего заветного желания, прежде чем отвесить прощальный поклон, сказал бы, что хочет испытать и попробовать в сексе все — самые извращенные штучки, причем готов совокупляться сутками напролет, как в бесконечных фильмах ужасов, афиши которых постоянно видишь на стендах возле Таймс-сквер. Но выяснилось, что секс перед смертью возбуждает его не больше, чем очередной поход на бизнес-ленч. Да он с куда большим удовольствием съест сандвич с тунцом и салатом прямо у себя в офисе, за письменным столом.

Опыт, приобретенный Мистлером в большом бизнесе, научил его, что решения по большей части вопросов не только можно, но и должно откладывать. Как, к примеру, Король-Солнце[22]взял себе в привычку отбиваться от всех поданных ему петиций с помощью приписки на полях Nous verrons[23]. И объяснения с Линой тоже, разумеется, можно отложить, ну уж по крайней мере до того момента, пока они не усядутся на залитой солнцем террасе ресторана и не закажут еду и выпивку. Было уже половина второго, и им еще предстояло добраться до острова Джудекки.

Если у вас создалось впечатление, что необходимость в таком разговоре вдруг возникла из планов создания брошюры о Мистлере как о «ходячем мертвеце», то всякое желание говорить об этом испарилось, пока они ждали vaporetto, чтобы переправиться через канал. Выяснилось, что никаких tableaux vivants или же mourants[24]не будет, поскольку Лина и слышать не желает ни о скромной церковке на острове Сан-Микеле, ни о надгробиях знаменитостей, заросших сорняками. Лина успела побывать на этом острове и очень хорошо его помнила, хотя и не упомянула об одной характерной черте — вездесущем запахе собачьего дерьма, который так хорошо запомнился Мистлеру со дня последнего визита на кладбище. Ей нужен был типично венецианский фон, но только без слепящего блеска водной глади, так чтобы вода как бы подразумевалась, но была не видна. И Венеция непременно должна подразумеваться, но только без этих стрельчатых сводов, мостиков и высовывающихся из-за каждого угла горгулий[25].

А освещение — вот как сейчас, но не прямое, и чтобы ничто не могло отвлечь от твоего лица, сказала она. Мне нравится твое лицо. У тебя самое прекрасное и мудрое лицо на свете.

Ну а, допустим, вот этот фон с веревками, на которых сушится белье после стирки? Он подойдет? И эти стены, они кажутся бесконечными и смотрят слепо. Если тебе нужно именно это, нам надо на Фондаменте-Нуове.

Прекрасно. А тень там будет?

Он понял, что знания Лины о том, как Венеция соотносится с показаниями компаса, весьма ограниченны. Да, сказал он ей, тень имеется, и в то же время только там ты можешь рассчитывать на яркий ровный свет, потому что солнечные лучи отражаются от лагуны.

Второй день подряд он баловал себя шербетом. И выпил почти полный графин сладкого красного вина. Нет, совершенно очевидно, что кое-какой опыт он не прочь повторить. Прискорбно, что его жажда сладкого во много раз превосходит сексуальный аппетит, стремление насладиться телом Лины! Четверо итальянцев в деловых костюмах отодвинули стулья и беззастенчиво пялились на Лину, даже не пытаясь скрыть любопытства, не прибегая к маневрам, к каким прибегал он сам, когда женщина его интересовала. Двое из них расстегнули верхние пуговки на рубашках. У одного на груди блестела золотая цепочка. Наверное, на ней висел религиозный символ, крестик или же медальон с изображением Девы Марии, но если даже и так, видно его не было — терялся в густой темной поросли, украшавшей грудь и верхнюю часть живота.

Возможно, отсутствие у него энтузиазма в отношениях с Линой объяснялось внезапным и резким спадом полового влечения в целом? Если да, то это весьма неожиданный и неприятный симптом. Он чувствовал страшную усталость, немоту во всех мышцах — несмотря на то что хорошо высыпался. Разве не показатель того, что ему надо возвращаться домой, и быстро?

Одета она была, как и подобает фотографу-репортеру на задании, — черные джинсы, рубашка и свитер, позаимствованные у него, бежевые носки и начищенные до блеска коричневые кожаные туфли на шнурках, похожие на мужские ботинки. Именно он уговорил ее купить эти туфли. Одетая подобным образом, выглядела она превосходно. И Мистлер понял: вот он, ее стиль, этой девушке следует внушить, что фантазийный стиль в одежде ей не идет. И еще она вроде бы понимает, что говорить все время вовсе не обязательно. Не будь ее сейчас рядом за столом, он бы ел своей ленч в одиночестве, почитывая «Геральд трибюн» между переменами блюд. В этом смысле присутствие за столом молоденькой женщины можно считать даже приятным фактором. С момента первого их соития она не требовала от него в любви ничего такого, что бы он счел отталкивающим или отвратительным. Они вернулись в гостиницу, настало время поздней сиесты. И он был рад, что она сейчас рядом.

А знаешь, мы, похоже, становимся очень неплохими компаньонами, заметил он ей.

Но на самом деле подозрение, что она тщательно спланировала это вторжение в его жизнь, лишь окрепло.

Считаю, что так можно провести целую неделю, сказал он. Очень даже неплохо, как тебе кажется? Особенно потом, когда станешь вспоминать. А что будет, когда я вернусь в Нью-Йорк? Скажи, та работа в Париже тебя все еще ждет?