Из-за огромного стечения войск в городе царило вавилонское столпотворение. Среди солдат были знакомые, друзья и родственники Сервантеса из Мадрида, Севильи и других мест. Были там храбрый Гонсало де Сервантес Сааведра и его брат Алонсо де Сервантес Сотомайор, хитроумный Хуан Руфо, который своими шутками и остротами сумел привлечь внимание дона Хуана Австрийского и благодаря этому устроиться на его галере, поэтический учитель и близкий друг Сервантеса Педро Лаинес, друг Мигеля молодой поэт Андрес Рей де Артьенда, которого он упоминает в «Путешествии на Парнас» и «Галатее», двадцатиоднолетний юноша, также друг Сервантеса — Кристобаль де Вируэс и другие.

В Неаполе или в Месине Мигель встретился со своим младшим братом Родриго, чтобы уже не расставаться с ним на протяжении всего пребывания в Италии. Они не виделись более восемнадцати месяцев, которые старший Сервантес прожил в Риме.

Главнокомандующий войсками лиги дон Хуан Австрийский покинул Испанию 20 июля и с сорока девятью галерами 8 августа 1571 года прибыл в Неаполь. Спустя шесть дней он принял на себя командование и устроил пышную церемонию. Сервантес, затерявшись в огромной пестрой, многонациональной и разноязычной толпе, с интересом наблюдал за происходящим.

Эскадра была огромна и едва вмещалась в порт Неаполя. Она состояла из 208 галер, 6 трехмачтовых сорокапушечных галер и 57 фрегатов, бригантин и других посудин, предназначенных для проведения разведки и рекогносцировки, — всего более 300 судов. На этих кораблях было 26 тысяч солдат, не считая так называемых «солдат удачи», гребцов и прочего люда, общее количество войска насчитывало более 80 тысяч человек. Все они, за исключением 2 тысяч солдат папы и 5 тысяч, собранных Венецианской Республикой, содержались за счет казны Филиппа II.

Между тем если испанские галеры находились в отличном состоянии, то многие венецианские корабли обветшали и требовали ремонта. А поскольку большинство солдат Венецианской Республики были наемниками, чье искусство воевать оставляло желать много лучшего, Хуану Австрийскому пришлось затратить много усилий на залатывание «дыр», чтобы придать флоту монолитность и боевую силу.

Он приказал испанцам усилить венецианские галеры. Одним из подразделений, посланных на подкрепление венецианцев, была рота Диего де Урбины, где служил Сервантес.

Повороты истории удивительны. Среди подчиненных дона Хуана оказался некто Педро Портокарреро, который был косвенно связан с семьей Сервантесов. В то время как Мигель и дон Педро готовились выполнить свой воинский долг, два других сына Портокарреро — Алонсо и Педро, находившиеся в Мадриде, ухаживали за сестрами Сервантес — Андреа и Магдаленой. Андреа, благодаря экс-любовникам Овандо и Локадело, уже имела амурный опыт, младшая же, Магдалена, в свои шестнадцать лет, очевидно, решила последовать ее примеру.

Женатый Алонсо, естественно, как это водится в подобных случаях, обещал девушке материальную поддержку. И в подтверждение этого в присутствии нотариуса оформил необходимые документы. Однако в последующем обещания окажутся обманными: Алонсо, в отличие от богатого итальянца Локадело, в удобный момент от них откажется. Но это все впереди, так же как и приближающееся грандиозное сражение.

На боевых судах было много монахов: францисканцев, посланных Филиппом, капуцинов от Пия V, иезуитов. Хватало и женщин, но на берегу: дон Хуан запретил брать их на корабли. Еще было строго запрещено богохульство, которое каралось смертной казнью.

Диего де Урбина погрузился со своими подопечными на галеру «Маркиза», которой командовал Франческо Санкто Пьетро, итальянец, хотя галера была снаряжена на испанские деньги и на ней было много соотечественников Сервантеса. Так же как и остальные корабли подобного класса, «Маркиза» была быстроходным судном, приспособленным для абордажа. Длина ее составляла более сорока метров, ширина — не более пяти. Эта узкая и длинная посудина хоть и с трудом, но вмещала более четырехсот человек: двести гребцов, большинство из которых были рабы-пленные и каторжники, приговоренные к галерам, тридцать человек экипажа из моряков и, наконец, около двухсот солдат, среди которых находился и аркебузник Мигель де Сервантес.

Перед выходом в море каждый участник компании получил причастие. В начале сентября флотилия была полностью готова, но налетевшая буря задержала отплытие. Наконец 16 сентября она покинула порт Мессину. Было решено идти навстречу врагу, чья эскадра все лето бороздила Адриатику. В конце сентября флот подошел к острову Корфу. Утром 6 октября флотилия вошла в Коринфский залив и оказалась вблизи бухты Лепанто. С борта своей галеры Сервантес мог видеть места, воспетые великим Гомером, но было тогда совсем не до античных красот, он заболел — лежал пластом на своей убогой койке. Его трясло в малярийной лихорадке и сильно тошнило.

Вскоре марсовые увидели вражеский флот — 250 галер с 90 тысячами солдат на борту. Но огневая мощь турок была меньше — 750 пушек против 1800 у объединенного флота. Турецкая эскадра стояла в глубине бухты Лепанто. Командование размышляло: выжидать или идти навстречу. Сторонник демонстрации силы, молодой и решительный дон Хуан Австрийский ринулся врагу навстречу. Али-Паша, командующий турецким флотом, тоже вышел из своего укрытия. На рассвете 7 октября, в день Святого Марка, обе эскадры сошлись друг против друга. Вскоре должен был состояться последний в истории грандиозный бой гребных флотов.

«Самое величайшее из событий, какие когда-либо происходили в век минувший и в век нынешний и вряд ли произойдут в век грядущий», как писал позже в «Дон Кихоте» Сервантес, битва при Лепанто началась в полдень, когда на флагманских кораблях флотов почти одновременно взвились: на одном — знамя голубого цвета с изображением распятия и гербами союзных держав, на другом — шелковый белый с золотом стяг Блистательной Порты. Обмен выстрелами из пушек возвестил начало баталии. Известно, что в момент начала битвы понтифик прервал деловую встречу и помолился за победу христиан в этом сражении.

Пользуясь своим знанием морских глубин, правое крыло оттоманской эскадры попробовало оттеснить левый фланг союзников, где как раз и находилась «Маркиза», в глубь залива, однако мощный пушечный огонь христиан сорвал эффект вражеского маневра. Завязалась жестокая и кровопролитная битва.

Сервантес сражался отважно. Тому есть документальные свидетельства очевидцев. Забегая вперед, скажем, что, когда Мигель попал в алжирский плен, его отец в марте 1578 года обзавелся письменными подтверждениями героизма сына, которые дали его друзья по Лепанто, впоследствии прапорщики, Матео де Сантистебан и Габриель де Кастаньеда. Этот документ должен был помочь вызволить боевого товарища из алжирского плена.

Дон Мигель, несмотря на жестокую лихорадку, еще до начала боя был на палубе. И как ни уговаривали его друзья и командиры, решительно отказался от больничной постели. «Лучше умереть за Бога и своего короля, чем прятаться под палубой!» — воскликнул он и, обращаясь к капитану, добавил: «Сеньор капитан, поставьте меня на самое опасное место, чтобы я мог умереть, сражаясь!» И «он сражался с турками как храбрый солдат на том месте, где его поставил капитан — рядом со шлюпочным трапом». Это было место, которое в случае абордажа становилось чрезвычайно опасным, но Сервантес со своими двенадцатью солдатами от данного ему поручения не отрекался.