где их застали первые лучи зари. Здесь было и кое–что похуже – более свежие покойники, неуспевшие превратиться в скелеты. Они были покрыты слоем черных мух. Гейл видела, что десятки надгробий были опрокинуты, могилы разрыты. Над пустыми ямами возвышались холмики земли.

– О, бо–о–о–же! – сказал Джек, когда дыхание бриза принесло с собой запах гниения. – Кто–то перевернул здесь все вверх дно! – Он снял крышечку с объектива своего “Канона” и вылез из машины.

– Джек! – позвала вслед Гейл. Она сама себе казалась холодной и липкой, как старая тряпка. В тени дерева, не более чем в десяти футах вправо от нее что–то лежало, и она не могла смотреть в ту сторону. Ей казалось, что в голове звенит громкое жужжание мух. – Какого черта! Куда ты?

Джек уже щелкал затвором камеры.

– Трейс будет не против получить несколько снимков,– сказал он, в голосе его чувствовалось сильное возбуждение, но лицо стало белым, и палец на спуске камеры дрожал. – Как по–твоему, сколько тут разрыто могил? Двадцать? Тридцать?

Она не ответила. Затвор аппарата продолжал щелкать и щелкать. С тех пор, как он два года назад подписал контракт с газетой, Джеку приходилось делать снимки автокатастроф, трупов самоубийц, убитых–жертв, а один раз даже целого святого семейства чиканос, которые полностью сгорели, обуглившись до черноты во время взрыва газа в доме с неисправной газовой системой.

Трейс печатал его снимки, потому что они соответствовали девизу газеты: “Мы печатаем все, что видим!” Джек ко всему этому привык, потому что был профессионалом, и ему необходимы были деньги для работы над своими фильмами. Лос–Анжелесский “Тэтлер” был одной из последних газетенок типа “море крови”, и иногда Джеку приходилось снимать и в самом деле труднопереносимые вещи. Он крепко сжимал зубы и полагался на мускульный рефлекс пальца, нажимающего на спуск затвора.

“Если это часть существования людей,– говорил Трейс,– то в нашей газете для этого найдется место”.

“Но здесь совсем другое,– подумал Джек, делая снимок скелетообразных останков леди в зеленом платье. – Что здесь произошло? Старое зло в чистом виде или нет? Это самое черное зло, какое только может существовать. – По спине его побежала дрожь. – Добро пожаловать в “Сумеречную Зону” (Популярный в США фантастический телесериал).”

Когда к нему подошла Гейл и тронула за руку, он так резко отскочил в сторону, что вместо кладбища сфотографировал облака.

– Что здесь произошло? – спросила она. – Кто… что все это сделало?

– Вандалы. Может, “Ангелы смерти” или какой–нибудь дьявольский культ. Кто бы они ни были, но поработали они здесь уверенно, усердно. Мне приходилось раньше иметь дело с вандализмом на кладбище – ну, знаешь, перевернутые надгробия и так далее,– но никогда ничего подобного! Боже, ты только посмотри!

Джек по широкой дуге обошел пару раскрошившихся скелетов и достиг массивного склепа, построенного из резного камня. Вся верхушка его была сорвана. Он заглянул вовнутрь и ничего там не обнаружил, кроме слоя пыли и каких–то истлевших тряпок на самом дне. Пахло сыростью и затхлым, как в высохшем колодце. “Чья же это усыпальница? – подумал он. – Тирон Паур? Сесил В. Де–Милл?” Кто бы здесь ни лежал, теперь он превратился в пригоршню праха, серой пыли на дне. Он сделал шаг назад, чтобы сфотографировать склеп, едва не споткнувшись при этом об ухмыляющийся скелет в темном костюме.

В нескольких ярдах от Джека стояла Гейл, глядя на разрытую могилу. Сделанная красивыми буквами надпись на надгробии гласила: “Мэри Конклин”. В грязи на дне могилы были разбросаны желтоватые кости, соединяемые теперь лишь паутиной полуистлевшей тончайшей ткани.

– Джек,– сказала Гейл тихо,– кажется, это не просто вандализм.

– А? Что ты говоришь?

Она взглянула на него, едва замечая поющих над головой птиц, которым не было дела до забот смертных.

– Гробы,– сказала она. – Где они?

Джек замер, опустив камеру. Он смотрел на тяжелую бетонную плиту, которая раньше прикрывала склеп. “Сколько же она может весить? – подумал он. – И в склепе тоже не было гроба”.

– Гробы? – переспросил он. Струйка пота, словно ледяная вода, побежала по его ребрам.

– Гробов нет вообще. Кажется, все содержимое было выброшено наружу, а сами гробы украдены.

– Но это… на это способен только ненормальный,– тихо ответил он.

– Тогда проверь все могилы, черт побери! – Гейл едва не кричала. Тошнота судорогой сводила желудок. – Найди в них хоть один гроб! Пойди, посмотри!

В этом не было необходимости. Джек оглянулся. Солнечный зеленый пейзаж теперь напоминал поле древней битвы. Где все павшие солдаты были оставлены гнить там, где они упали. Стали жертвами стервятников и псов. Исчезли гробы? Он опустил “Канон”, и камера свободно повисла на ремне, показавшись Джеку необычайно тяжелой, словно ее отягощало запечатленное на пленке свидетельство преступления какого–то ужасного и жуткого зла,– Исчезли гробы?

– Кажется… нам лучше вызвать полицию,– услышал он собственный голос. Джек попятился от оскверненной могилы, наступил на оторвавшийся череп, и тот треснул под его каблуком, словно издав вопль муки.

3.

– Не возражаете? – спросил Палатазин у молодой женщины с блестящими веками, которая сидела напротив него по другую сторону его служебного стола. Он держал в руке пенковую трубку, которая когда–то была совершенно белой, а теперь стала черной, как уголь.

– Что? Ах, нет, все нормально.

Акцент выдавал в ней уроженку средне–западных штатов.

Он кивнул, чиркнув спичкой и поднес пламя к трубке. Эту трубку ему подарила Джоанна в первую годовщину свадьбы, почти десять лет назад. Она была вырезана в виде мадьярского князя, конника–воина, из тех, что ворвались в Венгрию в десятом веке, сея смерть и разрушение. Большая часть носа и один глаз успели уже сколоться. Теперь вырезанное на трубке лицо больше напоминало борца–нигерийца. Палатазин убедился, что дым не попадает девушке в лицо.

– Ну что же, мисс Халсетт,– сказал он, бросив быстрый взгляд на лист блокнота перед собой. Чтобы выделить для блокнота место, ему пришлось сдвинуть в сторону целую гору газетных вырезок и желтых папок–бумагодержателей. – Значит, это ваша подруга вышла на работу на Голливудский бульвар во вторник вечером. К повороту подъехала машина. И что было потом?

– В машине сидел какой–то тип, странного вида. – Девушка нервно улыбнулась, сжав маленькую пурпурного цвета сумочку, которую пристроила у себя на коленях. Ногти у нее были обкусаны почти до самых корней. В другом конце кабинета сидел