«В кафе зашел незнакомец. Анжелика на него даже не взглянула – парень был для нее слишком прост, а вот Клава стала «семафорить» в его сторону заинтересованными взглядами с тайной надеждой. О боже! Как убивают женщину такие вот взгляды! Они делают жалкой даже первую красавицу, а уж о некрасивой и говорить нечего – она сразу же прекращает существовать. Несмотря на полное отсутствие интереса к его персоне, молодой человек все время сверлил взглядом Анжелику, скользя взором по рюшам ее блузки», – Майя посмотрела на свое платье – просто скроенное, из хорошей ткани, которое и без рюшей было хорошо; тем не менее она не сочла излишним украсить его брошью. Медное, покрытое позолотой солнце с волнистыми, похожими на языки костра лучами и углублениями, словно это черты чьего-то лица. Брошь эта ей очень нравилась – было в ней что-то необыкновенное, какая-та непостижимая притягательность.

«Когда Анжелика собралась уходить, незнакомец вдруг заторопился. У выхода он оказался с ней рядом и как бы случайно преградил ей дорогу, затем извинился, а далее последовало банальное: «Вы прекрасно выглядите, могу ли я узнать ваше имя?» Анжелика сочувственно одарила его взглядом и ушла, оставив за собой аромат летнего дождя».

Вскоре «принцесса» и «фрейлина» допили кофе и засобирались к выходу из кафе. Майя украдкой посмотрела на блондина – не уходит ли он, как в только что созданном ею сюжете? Молодой человек о чем-то грезил, глядя в свою чашку и, судя по всему, уходить и не думал. «Про него написать, что ли?» – мелькнула у нее мысль. Нет, пожалуй, не стоит – не заслужил. Она перевела взгляд за окно, где еще две минуты назад было пустынно, и обнаружила нечто интересное.

Он стоял на остановке и курил, держа коричневую сигару рукой в перчатке. Такие сигары обычно имеют сладкий запах и у среднего класса ассоциируются с явным достатком. Уже не первой молодости, но крепкий мужчина. Выправка и коротко подстриженные седые волосы выдавали в нем военного. Скорее всего, бывшего. В его лице – в острых скулах, в привыкших щурится от солнца стального цвета глазах, в мужественном шраме над бровью, в тонком, загнутом вниз, как у ястреба, носе, – в манере одеваться – до небрежности просто и в то же время с претензией на элегантность было что-то, что выдавало в нем приезжего. Но приезжего не из российской глубинки или из «незалежных» Украины или Молдовы, а из-за границы.

Майя с любопытством уставилась на новую жертву, прикидывая, какую бы историю про нее придумать. Она отпила глоточек кофе, подцепила вишенку из десерта и мечтательно улыбнулась в предвкушении нового поворота сюжета. В голове ее уже стала складываться мозаика из образов. Майя взяла свою любимую, фиолетовую с блестками, ручку и вывела первую строку: «Прохладным весенним утром Алекс вышел на перрон витебского вокзала». Она решила назвать его Алексом.

Персонаж показался ей забавным, а идея о бывшем военном – богатой. У нее как раз есть не пристроенные стихи на военную тематику, которые дополнят рассказ про Алекса.

Допив кофе, она закрыла тетрадь, не без удовольствия поймала на себе пристальный взгляд блондина (дошло, наконец!) и вышла на улицу.

Весна напропалую гуляла по бульварам, играя солнечными зайчиками. Всего двадцать минут после полудня, четверг, основная часть народа трудится, а ей на работу не нужно. Майе вообще никогда не приходилось приезжать на работу к началу рабочего дня, проводить там по восемь часов, не считая перерыва на обед, исполнять поручения начальства. Она была сама себе хозяйка. Косметический салон, который достался ей от матери, вышедшей замуж за немца и уехавшей с ним на его родину, позволял ей не думать о том, где взять средства на хлеб насущный. Майя сразу сменила название салона с банального «Ольга» – как назвала его в честь самой себя ее мать, Ольга Михайловна, на претенциозное «Роял хайр».

К своей матери Майя особо теплых чувств не испытывала, а подаренный ею салон считала компенсацией за свое «безрадостное» детство. Ольга Михайловна развелась с отцом Майи, когда дочке исполнилось четыре года. С тех пор девочка росла с вечно замотанной на работе матерью, у которой не оставалось ни времени, ни сил на занятия с дочерью. Когда Майя подросла, Ольга Михайловна посвятила появившееся у нее время устройству своей личной жизни. А дочка уже большая и все поймет, считала женщина. Но Майя понимать мать не желала, она ушла в себя, превратившись в существо себе на уме. В подростковом возрасте девочка несколько раз уходила из дома, мечтая устроиться на работу и стать независимой. На работу ее никто не брал, а кочевать по дачам знакомых оказалось весьма утомительно. За недолгий период своей самостоятельности Майя хлебнула сполна из горькой чаши холода, голода, бездомности и «никомуненужности». Вернувшись с позором домой, девочка поняла, как для нее важен и дорог комфорт: он стоит того, чтобы за него крепко держаться зубами.

Получив в собственность салон, совсем уж отстраниться от дел Майя не могла. Нужно было заниматься бумажной волокитой и контролировать своих работников. Но все это не занимало слишком много времени. К сожалению, салон не приносил такого дохода, чтобы она могла удовлетворить все свои многочисленные потребности. Если бы Майя захотела, она смогла бы развернуть бизнес пошире – деловая хватка у нее имелась. Но, во-первых, для этого следовало приложить усилия, а во-вторых, бизнес вгонял ее в тоску. Решать свои материальные проблемы Майя предпочитала другим способом. Еще учась на третьем курсе текстильного института, она получила в подарок «Форд». Автомобиль был хоть и изрядно подержанным, но это была машина – своя! Даритель, лысеющий сорокалетний бизнесмен, с которым они познакомились в клубе, ей не понравился. Майе нравились молодые спортивные мужчины, высокие, с большими нежными руками. А этот был мелким и пузатым, с короткими влажными пальцами, прикосновение которых вызывало у нее противную дрожь. Она даже не поняла, как оказалась с ним в загородном пансионате. В номере были фрукты и «Маргарита»; Майя пила «Маргариту» и смеялась. А потом у себя дома, в кухне, она пила шампанское и плакала. Ей было очень тошно из-за случившегося, и жизнь казалась омерзительной, как и все вокруг. Впору было пить водку, но дома нашлось только шампанское.

С почином, сказала она себе, протрезвев. Во дворе стоял ее первый «гонорар». «Слишком низкий, я стою дороже!» – решила Майя. С тех пор прошло несколько лет. Свежесть и беззаботность юности исчезли вместе с безвкусной дешевой одеждой, пластмассовой бижутерией и кричащей косметикой. Им на смену пришли элегантность, хороший вкус и хищный блеск в глазах. Она старалась жить красиво, насколько ей это позволяли возможности, менять любовников – теперь они если и не были красавцами, то отвращения не вызывали. Но ее «гонорары», увы, так и не повысились.

– Консолидация… аболиционизм… социум… – звучал уверенный голос Милы.

В классе воцарилась редкая тишина – все слушали, как читает Мила Капралова врученный ей классной руководительницей доклад. Текст был скучным, насыщенным непривычными детскому слуху словами. Никто не пытался вникать в его смысл, и никто в классе не читал так бегло, ни у кого не звучал голос так по-взрослому серьезно, как у Милы.