– Я должен вернуться домой, – пробормотал Пихлер, осторожно закрывая драгоценную книгу Клоуза и закрывая ее на застежку. – Нужно незамедлительно предупредить город.

– Пожалуй, что так. Жаль, что вы не можете сейчас сосредоточиться на работе. Я многое хотел вам показать. В частности, познакомить с процедурой прижигания, которая может спасти много жизней… Рассказать о том, как важно хранить хирургические инструменты в надежном месте, подальше от зловоний и остриженных волос, способных испускать собственные дурные гуморы…

– Хирургическими инструментами я пользуюсь только для хирургии и храню их в дубовом ящике. Этим занимается моя дочь. А парикмахерские бритвы и ножницы держу на отдельном подносе. Одни никогда не смешиваются с другими, как мясо с молоком у еврея.

– У вас хорошее чутье. Говорят, волосы обладают собственной силой, как доброй, так и злой. На вашем месте я бы сжигал их или закапывал, чтобы ваша дочь не притронулась ненароком.

– Спасибо за совет, – сказал Пихлер, собирая в мешок вещи и записи. – Постараюсь вернуться следующим летом, если накоплю денег на поездку.

– Нет, приезжайте раньше. В конце января королевский врач Ян Есениус проведет первое публичное препарирование трупа. Ожидается около тысячи зрителей со всего света. Друг мой, соберите кроны для этого путешествия!

– Здесь, в Вене? – удивился цирюльник.

– Нет; по распоряжению короля Рудольфа оно пройдет в Праге.

Расположившаяся на берегу Влтавы, в тени Рожмберкского замка, баня напоминала гриб, выросший на корнях гостеприимного дерева. Заглядевшись на замок с его высокими окнами и красочной башней, высокий мужчина в одеждах из итальянского шелка и тонкой шерсти невольно сбавил шаг перед Банным мостом. Взгляд Якоба Хорчицкого, придворного врача, имперского алхимика и смотрителя королевского сада, сбежал по дворцовой стене к бледно-желтой бане внизу.

Она осталась именно такой, какой запомнилась ему с далекого детства. Иезуиты считали ее гнездом порока, местом, где жители городка сообща, отбросив скромность, принимали горячие ванны.

Якоб улыбнулся, вспомнив увещевания и предостережения иезуитов. Состоя теперь на королевской службе, он вернулся в родные места, к тому же треклятому, богомерзкому заведению.

Министр Румпф отправил его в Чески-Крумлов с заданием осмотреть Рожмберкский замок и убедиться, что тот пригоден для размещения – и ограничения передвижений – дона Юлия. Удостоверившись, что исполнение этих требований достижимо, что условия содержания соответствуют высокому статусу гостя и что никаких трудностей с обслуживанием сына короля возникнуть не должно, Хорчицкий мог считать свою миссию исполненной и вернуться домой.

Путешествие из Праги получилось долгим и нелегким: на грязной, разбитой дороге карета наскочила на камень, и у нее сломалась ось. Два дня пришлось провести в Ческе-Будеёвице – ночевать на паршивом постоялом дворе, есть несвежую пищу, да еще и терпеть «услуги» грубоватого и всем недовольного хозяина и его супруги со сморщенной мышиной физиономией. К постояльцам эти двое относились отвратительно, предлагая только жесткое, жилистое мясо да разбавленное водой пиво. Мало того, тюфяки на кроватях были набиты перепревшей соломой. Солому эту, судя по всему, не меняли уже несколько лет, так что Якоб всю ночь чесался от блошиных укусов и в результате расцарапал до крови лодыжки.

Едва ступив на мост, он увидел девушку, входящую в реку со стороны Латрана. Босая, с двумя ведрами, она шла осторожно, стараясь не испачкать рубашку о камни. Ее чистые волосы сияли на солнце.

Наблюдая за девушкой в искрящейся воде, Хорчицкий потер чешущиеся лодыжки. Туника у незнакомки промокла от пота и банного пара, а кожа покрылась красными пятнами от укусов холодной Влтавы. Когда она наклонилась, чтобы зачерпнуть воды, солнце упало на ее волосы, и Якоб увидел, как замигали в черных и каштановых прядях яркие, рыжие и золотистые, огоньки.

И тут по его шелковому камзолу запрыгала блоха. В баню! Ему надо в баню – утопить проклятых паразитов в кипятке, а заодно и покончить с этим адским, нестерпимым зудом.

– Маркета! – окликнула девушку вышедшая из бани мать. – Давай-ка быстренько сюда!

* * *

Юная банщица остановилась на полпути, поставила ведро на землю, потерла спину длинными пальцами и повернулась к матери, встречавшей у дверей высокого, в богатых одеждах мужчину, который, стянув перчатки, вежливо обратился к ней.

При виде приятного и хорошо одетого незнакомца Маркета замерла в удивлении – что могло привести такого человека в обычную сельскую баню?

– Я пять дней добирался сюда из Праги, – заговорил новый клиент. – У меня все болит, и мне нужно хорошенько отмыться. А еще я… у меня завелись блохи.

– Конечно, мой господин, – с положенным реверансом и белозубой улыбкой ответила Люси Пихлерова.

«Чудно, право, – подумала она про себя. – Богач стыдливо жалуется на то, что все бедняки Богемии принимают как само собой разумеющееся!»

– Мы устроим для вас хорошую баньку, чистенькую и душистую. Если пожелаете, можно добавить бодрящих трав. Я пошлю дочерей приготовить бочку, а вам прислужит Маркета, – сказала главная банщица.

У ее старшей дочери пересохло во рту. Было в незнакомце что-то – и даже не прекрасный костюм и любезные манеры, – отчего сердце ее застучало вдруг быстро-быстро. Гость улыбнулся, и она опустила голову, пряча вспыхнувшее лицо.

– Маркета! – Мать толкнула ее локтем. – Забыла, как положено себя вести? Отведи почтенного господина в помывочную да обслужи его наилучшим образом.

Девушка молча кивнула и, приняв от гостя плащ, повесила на крючок у двери. За плащом последовал шарф – редкой красоты вещь, словно сотканная из паутины, цвета утреннего леса, когда солнечные лучи пронзают свежую листву. При виде его Маркета даже тихонько охнула.

– Нравится? – спросил незнакомец, наблюдая за ее пальцами, нежно поглаживающими шелк.

– Никогда не видела ничего столь же прекрасного. С ним даже ризы священника не сравнятся, – ответила девушка, будучи не в силах отвести глаз от шарфа.

Она уже собиралась развесить по крючкам остальную одежду, но тут Люси схватила ее за руку.

– Нет-нет, для таких вещей у нас есть особенное, безопасное место. А этот прелестный шарф, он ведь из червячной слюны, да? У вас она называется шелком? Такую редкую красоту на виду оставлять негоже. Простите, господин, я только покажу дочери, куда это все положить. Не дело вешать столь богатые вещи у двери, откуда их может запросто стащить какой-нибудь вор. Пожалуйста, подождите. Мы ненадолго.

Люси подхватила шарф и плащ и, поведя бровью, велела дочери следовать за ней.

– Вот он, девочка, твой счастливый момент, твоя удача! – объявила она, кладя плащ на соломенный тюфяк и отступая, чтобы полюбоваться им со стороны. – Хотела сбежать от пивовара? Этот жмот уже жалуется, что, мол, получает за свои деньги слишком мало, а ему хочется не только смотреть, но и трогать. Что ж, сделай так, чтобы наш сегодняшний гость понял, каким подарком для него ты можешь стать!