Кейтель. Я?

Йодль( с иронией). Да. Это еще не опасно. Русские ведь на другой стороне.

Кейтель( успокаивает сам себя). Ну да… правда… сегодня все опасно… И я вовсе не это имел в виду… Ну да, уж я-то ему все объясню. Он должен будет послать фюреру какие-нибудь приятные новости…

Гюнше( входит). Господин генерал Кейтель, немедленно к фюреру!

Кейтель. Да, началось! Дело сдвинулось с мертвой точки.

Кребс( Йодлю). Для чего мы, собственно, все это делаем? Война так и так проиграна.

Йодль. Надо попробовать. Вдруг из этого что-то выйдет.

Узел связи.

СОЕДИНИТЬ ФЮРЕРА С ГЕНЕРАЛОМ ВЕНКОМ!

НЕМЕДЛЕННО!

СОЕДИНИТЬ ФЮРЕРА С ГЕНЕРАЛОМ КОЛЛЕРОМ!

СОВЕЩАНИЕ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ!

Врезка:

Карта. Армия Венка. Дрожащие стрелки, показывающие продвижение американцев к Эльбе. Движущиеся стрелки, обозначающие наступление русских на Берлин. Видно, как обозначение армии Венка медленно распадается, дрожит, словно армия хочет повернуть в сторону русских, к Потсдаму. Яростные стрелки русских войск кидаются на нее.

Вюст, Веннер.

Веннер. Неразбериха продолжается. Гитлер дал себя убедить. Я же говорил тебе.

Вюст. А генералы сами верят в то, что ему болтают?

Веннер. Поверишь во что угодно, когда сидишь в дерьме и дрожишь от страха…

Вюст. А он? Он в это верит?

Веннер. Поверишь и не в такое, когда речь идет о собственной жизни…

Вюст. И поэтому война продолжается? Генералы должны были вмешаться, когда он хотел все бросить.

Веннер( смеется). Он никогда бы все не бросил. И потом, никто не хочет сейчас, в последнюю минуту, брать всю ответственность на себя…

Чаепитие. Гитлер, Ева Браун, Траудль Юнге, фрау Кристиан.[19]На столе – чай, пироги, много разных пирожных. Шоколад. Завешенные лампы и мелкобуржуазный уют.

Ева Браун. Наконец-то снова наш милый вечерний чай. Иди, шоколадные пирожные совсем свежие. Ты же их так любишь. ( Накладывает Гитлеру полную тарелку пирожных.)

Гитлер жадно ест.

Фрау Кристиан. Тогда, в 1933 году, меня не было в Берлине, но, вероятно, это было невообразимо, мой фюрер!

Гитлер( кивает, глотает). Это были незабываемые часы! У одного окна стояло прошлое, седой президент, полускрывшись за портьерой, у другого – я, будущее, новый фюрер нации. А внизу – многие сотни тысяч ликующих и кричащих людей, бесконечные факельные шествия, восторг, начало новой эпохи…

Пока он говорит, на экране хроника от тридцатого января 1933 года.

Это было настоящим рождением Германии. Все остальное, все эти столетия было только подготовкой.

Гитлер смотрит перед собой, набивает рот пирожными. Прихлебывает чай. Линге, слуга, подает еще чаю.

Ева. А съезды партии! Что это было за зрелище! Такого еще никогда не происходило в мире!

Гитлер кивает, ест.

Ева. Необозримые массы людей. Весь народ маршировал! Да еще флаги свободы, наконец-то освобожденной нации, сплошной восторг.

Хроника съездов партии. В нее врезана хроника концлагерей, пытки, убийства.

Отважные бескорыстные штурмовики фюрера в героической борьбе, полные самопожертвования до последнего конца.

Хроника – штурмовики, избивающие до смерти стариков, мужчин, женщин, голых на столах; виселицы, на которых вешают беззащитных людей.

И наша СС, черная гвардия, цвет нации, элита, лучший наследственный материал, чистейшая раса, воспитанная самым тщательным образом…

Хроника – марширующие эсэсовцы.

Сторожа рейха, подготовленные в орденских крепостях к их высокому труду, воспитанные, чтобы охранять, защищать, беречь рейх, в старой немецкой добродетели, мужестве, в бескорыстии и безусловной преданности справедливости.

Хроника концлагерей. Эсэсовцы забивают до смерти пленного, смеются…

На экране – солдаты СД, расстреливающие из автоматов пленных, те стоят надо рвами, которые сами и вырыли.

Гитлер. Да, я превратил Германию в процветающий рейх. Все, чего мы хотели, – это справедливость и мир…

На экране – марширующие войска, маневры, артиллерия, бомбардировщики. Врезка: Роттердам – воздушный налет, Варшава – воздушный налет, бегут люди.

Если бы другие делали то, чего мы хотели, войны никогда бы не было.

Никто не возражает ему, Гитлер говорит совершенно серьезно. Ева Браун берет его тарелку, снова наполняет ее пирожными.

Ева( обращается к Линге). А больше пирожных нет? ( Гитлеру.) Иди сюда, ты сегодня устал.

Линге берет с буфета тарелку побольше. Фрау Юнге тайком смотрит на часы, подавляет зевок. Переглядывается с Гердой Кристиан.

Линге наливает чай.

Ева Браун( идет к граммофону. Улыбаясь, говорит Гитлеру). Мы хотим подарить тебе на день рождения твою любимую песню. Ту, которую Канненберг все время играл в Бергхофе[20]… Но мы получили ее только сегодня…

Заводит граммофон: Who’s afraid of the big bad wolf, big bad wolf, big bad wolf…[21]

Гитлер улыбается, во время второго припева начинает отбивать такт ногой. Девушки подпевают: Big bad wolf, big bad wolf…

Блонди трется о колено Гитлера. Семейная сценка, в которую проникают звуки из узла связи – новое сообщение поступает, передается дальше, летит, попадает в руки к Борману.

Борман, Геббельс.

Борман. У меня тут очень интересная телеграмма для фюрера. ( Показывает ее Геббельсу.)

Врезка: текст телеграммы.

Геббельс. Это – шанс! Толстяк слишком рискует. Он попался.

Гитлер, Геббельс, Борман.[22]