— Вы правы, мистер Хироу, — сказал Арчи, уносясь мыслями далеко-далеко. Он молил Бога, чтобы бар «О’Коннелл» оказался «предприятием питания». И улыбался, представляя себе реакцию Самада, когда он предъявит ему талоны на сумму в пятьдесят фунтов.

* * *

Теперь Клара и Алсана стали видеться чаще. Во-первых, из-за того, что миссис Джонс забеременела вскоре после миссис Икбал, во-вторых, из-за ежедневного соседства. К этому времени Клара работала на полставки тренером в Молодежной группе Килберна, которая представляла собой шеренгу в пятнадцать человек, танцующих ска:[22]негритянские прически, спортивные костюмы «Адидас», коричневые полуботинки, застежки «липучки», все в желто-коричневых тонах. Алсана же посещала азиатский клуб будущих мам на Килберн-хай-роуд прямо за углом. Сперва нерешительно (несколько раз вместе пообедали, от случая к случаю пили кофе) то, что началось, как партизанская война против дружбы их мужей, быстро переросло в настоящую дружбу. Да, им пришлось смириться с взаимным восхищением мужей, зато у них оставалось свободное время, которое можно было приятно проводить: устраивать пикники и ходить на экскурсии, спорить и размышлять, смотреть старые французские фильмы, во время которых Алсана вскрикивала и закрывала глаза руками при малейшем намеке на наготу («Уберите! Мы не хотим смотреть на болтающиеся части!»), а Клара получала возможность увидеть, как живут другие — те, кто наслаждается романтикой, страстью и joie de vivre.[23]Те, кто занимается сексом. Увидеть жизнь, какая могла быть и у нее, если бы в один прекрасный день она не оказалась на лестнице, у которой ее поджидал Арчибальд Джонс.

Когда животы у них стали слишком большими, а кресла в кинотеатре сделались маловаты, они начали встречаться в Килберн-парке, чтобы пообедать, обычно вместе с Позорной Племянницей. Втроем они усаживаются на широкой скамейке, Алсана вручает Кларе термос с чаем «Р. G. Tips» без молока, но с лимоном, разворачивает бумагу, в которую завернуто сегодняшнее чудо: пряные комочки теста, рассыпчатые индийские сладости, раскрашенные в яркие цвета, тонкие лепешки с перченой говядиной внутри, салат с луком. Она говорит Кларе: «Ешь! Наедайся! Он барахтается у тебя в животе, ждет, когда ты его покормишь. Женщина, не мучь его! Хочешь уморить его голодом?» — потому что, хотя это и не заметно, на скамейке шестеро (трое уже есть, а скоро будет еще трое: девочка у Клары и два мальчика у Алсаны).

Алсана говорит:

— Никто не жалуется, скажем прямо. Дети — это благословение, чем больше, тем лучше. Но, я вам говорю, когда я повернула голову и увидела это изобретение — ультра-чего-то-там…

— Ультразвук, — поправляет Клара с набитым ртом.

— Да! Я чуть не померла от разрыва сердца! Двое! Одного-то прокормить!..

Клара смеется:

— Представляю лицо Самада, когда он это увидел.

— Нет, дорогуша, — укоризненно отвечает Алсана и прячет свои большие ноги под складками сари. — Ничего он не видел. Его там не было. Я не позволяю ему смотреть на такое. У женщины должна быть своя заповедная область. Мужчина не должен иметь дело с тем, что связано с ее телом, с… интимными женскими местами.

Позорная Племянница, сидящая между ними, хмыкает.

— Черт возьми, Алси, он должен иногда иметь дело с твоими интимными местами, или это, блин, непорочное зачатие?

— Грубо, — замечает Алсана, обращаясь к Кларе, в своей высокомерной английской манере. — Ты уже достаточно большая, чтобы не выражаться, и слишком маленькая, чтобы знать больше всех.

И Клара с Алсаной одновременно кладут руки на животы — случайное совпадение, которое вполне возможно, когда людей объединяет схожий опыт.

Нина пытается загладить свою вину:

— Да… э-э… Вы уже выбрали имена? Какие варианты?

Алсана уже все решила:

— Мина и Малана, если будут девочки, и Маджид и Миллат, если мальчики. «М» — хорошая буква, сильная. Махатма, Мухаммед и этот странный мистер Моркомб из «Моркомб и Мудрец».[24]Такой букве можно доверять.

Но Клара выбирает имя более осмотрительно. Ей кажется, что дать имя — значит взять на себя страшную ответственность, божественную задачу, которая не по силам простому смертному.

— Если будет девочка, я, наверно, назову ее Айри. На нашем языке это означает, что все о’кей, без проблем, спокойно, мирно, понимаете?

Прежде чем Клара заканчивает фразу, Алсана приходит в ужас:

— «О’кей»? И это имя для ребенка? С тем же успехом можешь назвать ее «Не-хотите-ли-сэр-заказать-и-пападамы?» или «Чудесная-погода-не-правда-ли?».

— Арчи нравится имя Сара. Вообще-то в этом имени нет ничего плохого, но и хорошего тоже мало. Пусть это и чудо, что жена Авраама…

— Ибрагима, — поправляет Алсана, скорее машинально, чем из религиозного педантизма. — По милости Аллаха принялась рожать детей одного за другим, как только ей стукнуло сто.

И тут Нина, недовольная тем, какой оборот принимает разговор, заявляет:

— А мне нравится «Айри». Классное имя. Необычное.

Алсана хмыкнула.

— Подумать только! Да что Арчибальд понимает в классных и необычных вещах?! Я бы на твоем месте, милочка Алсана похлопывает Клару по колену, — назвала ее Сарой, и точка. Иногда надо уступать мужчинам. Чтобы не было… — она машет руками, изображая яростную ссору, — чтобы не было скандала.

Нина делает из шарфа чадру, хлопает густыми ресницами и говорит с сильным восточным акцентом:

— Да-да, тетенька, маленькая покорная индийская женщина. Вы с ним не разговариваете, он тебе только приказывает. Вы ругаетесь, кричите, но не слышите друг друга. И в итоге он побеждает, ведь он делает что хочет и когда хочет. И в половине случаев ты не знаешь даже, где он, чем занят, что чувствует. На дворе семьдесят пятый год, Алси. Теперь нельзя так строить отношения. Тут нельзя жить так, как дома. На Западе мужчина и женщина должны слышать друг друга, должны общаться, иначе… — Нина взмахивает руками, изображая ядерный взрыв.

— Какая ерунда! — торжественно изрекает Алсана, закрывая глаза и качая головой. — Это ты меня не слышишь. Во имя Аллаха, я обращаюсь с людьми так же, как они со мной. Почему ты думаешь, что мне интересно, чем он занят? Думаешь, я хочу знать! На самом деле, если ты хочешь, чтобы брак не распался, нечего вести эти бесконечные разговоры, разговоры, разговоры. Не нужны все эти «Я такой-то» и «А в душе я такой-то» — прямо как в газетах, все эти разоблачения, особенно если твой муж старый, морщинистый, разваливается на куски. Тогда уже не хочется копаться в его грязном белье и знать, чей скелет гремит костями в шкафу.