– Огонь!

Секунда. Другая. Третья. И оба курсовых пулемета на крыше его «Даймлера» оживают, начиная сметать кавалерийский эскадрон, с которым они столкнулись практически лоб в лоб.

Два Максима захлебываясь высадили две полные ленты с кинжальной дистанции. Заткнулись и характерно так запарили. До головных всадников было метров сорок, не больше. Чех, разумеется, затормозил. Сообразил. Таранить кавалерию на грузовике – плохая забава. Очень уж тяжелые лошадки. Одну-две собьешь, а потом – беда.

Пулеметы затихли.

А перед отрядом предстала жутковатая картина. Пострелянные люди и лошади были навалены прямо вдоль улицы. На такой дистанции пулемет уверенно пробивал бойца навылет и поражал следующего деформированной пулей. Везде кровь, крики, ржание, стоны. Масса бьющихся в агонии лошадей. Людей тоже не всех наповал уложило. Хватало тех, кто шевелился и что-то кричал в этой каше. Да и невезучие прохожие испуганно жались к стенам домов. А то и присев, старались сжаться в комочек, словно надеясь испариться, исчезнуть и стать невидимыми.

Ян едва успел затормозить. Чуть-чуть и поцеловал бы задницу головного «Даймлера». А вот Синичкин на своем «Форде» врезался, хоть и не сильно. Так – чуть-чуть.

– Йозеф, – нервно сглотнув, произнес Максим. – Давай там, по тротуару.

Чех не понял. Пришлось руками показывать.

И вот головной грузовик начал прижиматься к тротуару, разгоняя перепуганных людей. Медленно. Не спеша. Осторожно переезжая не слишком густо наваленные тела, покачиваясь на них как на кочках или колдобинах. А бойцы, повинуясь приказу поручика, добивали из винтовок тех лошадей, которые были слишком близко и могли представлять угрозу для грузовика. Ну и тех противников, что тянулись к оружию.

Поляк чуть помедлил, но тоже двинулся следом по уже проторенной дороге. Переезжать раздавленные один раз тела было намного легче – меньше качало. Синичкин чуть задержался, но и он поехал. О том, что там творилось у людей в душе, Максим даже и не пытался думать. Не до того.

– Тормози, – крикнул поручик Йозефу, когда они проезжали мимо телеграфа. После чего прихватив пару бойцов, решительно двинулся внутрь. Минуты не прошло, как послышались пистолетные выстрелы. А потом, уходя, Максим кинул пару гранат в аппаратную. Он их специально прихватил для того, чтобы вывести из строя оборудование.

Конечно, жестоко. Телеграфисты ни в чем не виноваты. Но своевременное сообщение в штаб корпуса о происшествии может и подождать. Они, правда, могли уже успеть «отстучать». Но наш герой надеялся на лучшее.

Вышел. Залез в кабину и, кивнув Йозефу, произнес:

– Вперед.

До искомого городка было километров пять – не больше.

Максим нервничал.

Ему хотелось заставить разогнать этот грузовик как можно больше. Однако он понимал, чем может обернуться ненужная гонка. И он держался. Терпел. Каких нервов дались ему эти пять километров! Пятнадцать минут. Всего каких-то пятнадцать минут, которые они ехали. А переживаний – словно неделю мучился!

На въезде в городок блокпоста опять не было. Видимо, еще не научились их ставить немцы.

Проехали дальше. Медленно. Немногим быстрее пешехода.

Выехали к комендатуре.

Небольшая уютная площадь была буквально забита «посетителями». Три легковых автомобиля, два грузовика, два десятка всадников, полсотни пехоты, офицеры, просто прохожие разного толка. А ведь еще имелись и люди внутри.

– Лев Евгеньевич, – громко произнес Максим, достаточно, чтобы через фанерную стенку услышал прапорщик. – Передайте Синичкину – пусть выезжает вровень с нами. Его пулемет нам очень пригодится.

Секунд тридцать заминки, и вот уже небольшой «Форд» подтянулся, вводя в действие свое вооружение. Так что теперь в сторону площади, имевшей едва двести метров в поперечнике, смотрело три станковых пулемета, изготовленных к бою.

Их заметили. Сразу. Все. Вон как заткнулись. И пулеметы опознали.

Максим выпрыгнул из кабины грузовика на брусчатку. Оправил форму. И громко крикнул:

– Hände hoch!

Мгновение. И тишина стала более вязкой и ощутимой.

Потом, спустя годы, вспоминая этот эпизод, Максим не мог понять – почему не завязалась перестрелка. И немцы, и его бойцы замерли в какой-то нерешительности. Три станковых пулемета в лоб – аргумент. Но и людей прилично, да по территории они рассредоточены. Бой мог вполне закончиться для русских победой. А мог и поражением обернуться, если фортуна переметнется в самый ненужный момент на сторону немцев. Два-три удачных выстрела, потеря темпа и приплыли…

– Хоботов, – громко произнес поручик, поняв, что пауза затягивается.

– Я!

– Переводи.

– Есть.

– Господа офицеры, выбор у вас ничтожный. Либо руки вверх, либо панихида по месту жительства. У нас три пулемета и терять нам нечего. Убедительно?

– Кто же ты такой убедительный? – усмехнувшись, спросил немецкий офицер с плетеными погонами майора на плечах. По-русски. Без малейшего акцента.

Впрочем, несмотря на ответ майора, прапорщик все равно перевел для остальных. Приказ есть приказ.

– Командир авангардной группы 5-й армии, наступающей западнее по фронту от Лаутенбурга до Штрасбурга, – с самым невозмутимым видом соврал Максим, сделав шаг вперед, постаравшись занять как можно более самоуверенное положение.

– Что?! – ахнул майор и быстро что-то сказал своим. По толпе прямо волна шепотков прошла.

Врал Остап, то есть Максим, самозабвенно. Да. 5-я армия генерала от кавалерии Павла Адамовича Плеве действительно существовала. Но находилась она примерно на двести-триста километров южнее, ведя бои в рамках наступательной операции в Галиции. Тогда что она тут делала? Судя по лицу майора, всю глубину нарисовавшейся катастрофы он осознал очень быстро. Буквально с ходу.

Получалось, что 2-я армия Самсонова специально подставилась под удар, связывая боем все основные силы немцев в Пруссии. Против стоящей к северо-востоку 1-й армии Ренненкампфа оставались только незначительные заслоны. Что позволяло их легко снести и отрезать 8-ю немецкую армию от мощнейшей германской крепости – Кенигсберг. Вступление же в бой 5-й русской армии, наступающей западнее Самсонова, фактически завершало стратегическое окружение 8-й армии Гинденбурга. И это было катастрофой. Настоящей катастрофой.

Майор сначала покраснел, а потом побледнел. Остальные офицеры тоже лицом сделались больными. О том, что Максим мог им врать, они даже не подумали. Не принято было это в те годы. Да и вел он себя слишком дерзко.

– Господа, – выждав секунд двадцать, продолжил поручик, демонстративно глянув на часы. Нормальных наручных у него не было. Но трофейный кожаный чехол для крепления карманных часов на запястье у него уже имелся. – Я человек занятой. Или сдавайтесь, или я открываю огонь. Имейте совесть. Вы срываете мой график. А у меня приказ.