Одет теперь я был, как всегда, то есть «с иголочки» и по самой последней моде. Переодеваться в спортивную форму я не собирался, потому что мне было все равно, в чем заниматься. Так что если я не предполагал изнурять себя нагрузками (а я точно не собирался этого делать) и потеть, то я обычно тренировался в том, в чем ходил по улице. Полезная привычка: не позволяет строить иллюзии по поводу того, что красивый спортивный костюм или кимоно имеют какое-то значение. Искусство оно или есть, или его нет. Мой уважаемый учитель Ван одевался так, что деревенский старьевщик по сравнению с ним выглядел щеголем.

Так что, зайдя в зал, я просто сменил туфли на кроссовки и на этом процесс моего перевоплощения из «просто Миня» в «мастера Миня» завершился. Как и в прошлый раз, я тихонько сел на скамью у стены.

«Мудрого человека не бывает видно, – подумал я. – Пока я не мудрый, буду хотя бы таковым притворяться, может, когда-нибудь внутреннее станет соответствовать внешнему».

Ровно в шесть полицейские построились. Вот почему мне нравилось обучать военизированную братию: их не надо уговаривать, им можно приказывать и они будут делать, что сказано, не возражая, не задавая вопросов и не строя недовольных гримас. Кроме того, был еще один плюс: обучение воинского контингента было для меня делом хорошо знакомым и привычным. Конечно, запугать здешних людей так, как я делал это со своими солдатами во Вьетнаме, не получится (да и не нужно), но и такая дисциплина меня вполне устраивала.

Еще в Союзе у меня был знакомый преподаватель, всю жизнь работавший с обычными гражданскими студентами. Преподавал он в МГУ какую-то там экономику и имел дело в основном с избалованными девками из непростых и небедных семей. Но один раз за всю его «трудовую деятельность» ему повезло: ему попался студент, по состоянию здоровья отчисленный из военного училища, в котором проучился всего год. Восхищению этого препода не было предела. Говорил о нем он так: «Он открывает мне дверь, он всегда встает, когда я захожу, он никогда не влетает в аудиторию, а просит разрешения войти. Однажды он даже принес мне стул! Он любит беседовать со мной, но никогда не спорит. Невозможно представить, чтобы он торговался из-за оценки, как эти фифы, которым, сколько ни поставь, все мало… За любую оценку он говорит спасибо. И это при том, что он один из самых наглых молодых людей, которые мне попадались за всю мою преподавательскую карьеру. И этого фрукта в военном училище ухитрились так выдрессировать всего за один год!»

В общем, его рассказ состоял из сплошных восторгов и восклицательных знаков. И хотя я никогда не обучал, как он выражался, «фиф», с тем, что ученик должен вести себя скромно, я был согласен.

Тем временем О’Коннор (предварительно перемолвившись о чем-то с прежним инструктором) вышел на середину зала.

– Господа! – сказал он. – Возможно, нам удастся уговорить мастера Миня постоянно обучать нас. А пока давайте попросим его провести у нас мастер-класс.

– А в прошлый раз, с моей помадой – это был не мастер-класс? – раздался ехидный голос «ярко-красной» девушки, которую, как я уже знал, звали Бетти.

– Думаю, нет, – вполне серьезно ответил капитан. – Итак, мастер Минь?

На середину зала я не пошел, а сразу направился к Бетти. Вручив ей помаду, от которой она пришла в полный восторг, я (уже без акцента) поблагодарил капитана и раскланялся с инструктором. На этот раз я решил быть вежливым. А что, смена имиджа тоже неплохое развлечение.

Кроме того, чувствуя, что большинству участников явно становится интересно, я решил действительно провести мастер-класс. Тем более раз сам капитан просит… Пожалуй, тут все-таки дело не в большинстве, а в капитане, который (это я понял еще в прошлый раз) старается совсем не ради городской полиции. Он старается для себя. Я был поражен: человек в таком возрасте полностью сохранил кураж. Увидев, что слухи о моем мастерстве – это не только слухи, он явно завелся. Немолодой, матерый мужик хотел у меня учиться! Таких людей я уважал, тем более что утрату способности к обучению считал первым признаком старости. Моя «мудрость» говорила мне по этому поводу так: «Времени всегда мало, не трать его попусту на тех, кому твое искусство не нужно. Отдай его тому, кто способен его оценить».

«Ладно, капитан, будет тебе мастер-класс, – подумал я. – Заодно еще одну проверку устроим, что победит в тебе и твоих подчиненных: желание учиться или полицейское нутро». Шансы я оценивал примерно 50 на 50.

Я согнул в колене правую ногу, так что голень оказалась на уровне ладони свободно опущенной правой руки. Медленно, так, чтобы все видели, задрал штанину вверх. Когда господа полицейские увидели закрепленные двумя ремнями на голени ножны, они напряглись, но никто не проронил ни звука. Так же медленно я извлек из ножен бритвенно-острый нож и сказал, очаровательно улыбаясь:

– Это сегодня у нас будет вместо помады. Кто желает принять участие? – И, увидев выражение лица капитана (еще бы, такой непорядок: скрытое оружие), добавил: – Не надо беспокоиться, это совершенно безопасно.

Один из полицейских, видимо, самый бесшабашный и любопытный, вышел из строя. Я молча протянул ему нож рукоятью вперед. Он машинально сомкнул на ней пальцы.

Я ткнул пальцем себя в грудь и сказал:

– Бей.

Парень заколебался, я поощрительно кивнул. Он медленно повел руку вперед. Я, зная наверняка, что он не достанет меня, даже не шелохнулся. Он попробовал еще раз, на этот раз чуть смелее, и коснулся пуговицы на моей рубашке.

– А теперь быстро и сильно, – приказал я.

На этот раз парень послушался и ударил. Просто, без изысков, не в полную силу, но если бы я не ушел, он бы порезал меня. Внутри меня, как всегда в таких случаях, что-то «включилось». Все стало более живым, ярким и выпуклым. Я лучше видел и лучше слышал. Я начал совсем иначе чувствовать. Можно сказать, я начал жить. Я жил за мгновение до «здесь и сейчас», иначе говоря, я знал заранее, что сейчас произойдет. И я точно знал, что достать меня невозможно. Во всяком случае, не сегодня. Возможно, это и было состояние мудрости. Моей мудрости.

Я только уходил, специально никак не защищаясь, для того чтобы парень забыл, что в его руке настоящий нож, и наконец завелся. Ждать пришлось недолго, молодые люди заводятся быстро. Вскоре нож так и заплясал в его руке. Заплясал и я. «Игра тигра, – подумал я, – игра жизни и смерти». Когда мне это надоело, я нырнул ему под руку, захватил за голову и положил на землю. Очень аккуратно, чтобы не свернуть ему шею.

Когда я отпустил парня, ко мне подошел капитан и тихо сказал на ухо:

– Ты идиот и сволочь! И зачем я только с тобой связался?! Он же мог тебя порезать или ты мог свернуть ему шею. И как можно таскать с собой такой нож? Это же цивилизованная страна. И это полиция. Я же должен немедленно арестовать тебя!

– Связался ты со мной, потому что сам такой, – очаровательно улыбаясь, так же тихо сказал я ему. – И порезать он меня никак не мог. А чтобы я свернул кому-то шею, случайно, не имея такого намерения, об этом даже и говорить смешно. Но я на твоем месте точно бы подумал, нужен ли тебе инструктор, который прячет под штаниной нож. Но иначе я учить не умею. Иначе просто не научить. И это моя мудрость.