— Очень.

— И прекрасно! Прежде всего скажу вам, что дочь моя еще слишком молода для замужества. Ей всего-то минуло семнадцать лет.

— Вы удивляете меня. Я полагал, что ей по крайней мере двадцать.

— И все считают ее старше своих лет, всем так кажется, а впрочем, судя по наружности, оно так и есть. Она полнее и развитее, чем обыкновенно бывают девицы в ее лета, но дело не в том. Положительно же то, что она слишком еще молода, чтобы быть женою, молода с нравственной точки зрения, слишком молода в отношении воспитания, слишком молода в отношении здоровья — словом, слишком молода во всех отношениях. Вы можете легко себе представить, что в этом случае я неохотно изменю свое мнение, потому что в моем семействе был уже подобный несчастный пример преждевременного замужества и.., разные медицинские неудобства. Словом, все это относится к тому, что я никогда не дам согласия на замужество Маргреты ранее чем по истечении года.., ровно год от нынешнего дня. В продолжение этого года вам позволяется ухаживать за ней, стараться ей понравиться, а между тем ее образование усовершенствуется, и здоровье укрепится.., понимаете, она сформируется.

Ждать целый год! Любовь примиряется с необходимостью и наставляется надеждой, но несмотря на этих учителей, в ней все же прорывается первобытная ее сила, она вся — пыл и живой порыв. Ждать целый год? Сначала это мне показалось долгим, нестерпимым испытанием, но минуту спустя я взглянул на эту отсрочку совсем с другой точки зрения. Какого же счастья мне желать, если мне можно будет видеть Маргрету каждый день, может быть, по несколько часов подряд?.. Не довольно ли счастья в возможности наблюдать за формированием ее характера, видеть в ней зарождение чистой девственной любви, видеть, как она будет расти духовно, крепнуть здоровьем по мере нашего сближения? Прикинув все это, я без всякого колебания отвечал Шервину:

— Тяжелое испытание вы предлагаете для моего нетерпения, но не для моего постоянства и не для силы моей любви. Будем ждать год.

— Вот и прекрасно! — воскликнул Шервин. — Я и не ожидал иного ответа от прямодушия и благоразумия такого изящного юноши, как вы… Теперь перейдем к самому затруднительному пункту… Это.., по совести сказать.., это только в некотором отношении…

Он остановился и стал тормошить свои волосы во все стороны, все мускулы на его лице подергивались и корчились, пока он глядел на меня.

— Сделайте одолжение, мистер Шервин, объяснитесь скорее. Уверяю вас, что ваше молчание в эту минуту жестоко мучит меня.

— Действительно, я понимаю.., у меня не было намерений во время нашего разговора… Теперь вы должны дать мне слово не сердиться и не оскорбляться, что бы ни было мною сказано.

— Разумеется, этого не будет.

— Очень хорошо… Итак.., это может показаться странным.., но во всяком случае, то есть в том случае, если вы решитесь сами, без согласия вашего батюшки, то я считаю неизбежным, чтобы брак ваш с моей дочерью был совершен теперь же, не ожидая истечения года. Не знаю, поняли ли вы меня?

— Признаюсь, что не понял.

В замешательстве он раскашлялся, подошел к столу и налил себе еще рюмку хереса, его рука немного дрожала. Он выпил залпом рюмку вина, потом раза три-четыре откашливался.

— Итак, чтобы говорить яснее, вот что я должен вам сказать: если б вы были равная партия для моей дочери и сделали бы ей предложение с позволения ваших родителей, тогда, согласившись отложить свадьбу на год, мы условились бы во всех пунктах и действиях с обеих сторон, и торг был бы покончен.

Но зная, в каком положении вы находитесь, я никак не могу тем ограничить моих требований, то есть таковые требования не могут быть именно нашими условиями.

Вероятно, он заметил, что вино придает ему силу красноречия, потому что снова наполнил свою рюмку.

— А вот, любезный сэр, я укажу вам на цель мою в немногих словах. Положим, например, что вы в продолжение года ухаживали за моей дочерью, положим, что ваш батюшка как-нибудь проведал о нашей тайне, — само собой разумеется, мы добросовестно будем сохранять нашу тайну, однако на свете всегда так бывает, что все тайны как-то узнаются, Бог ведает какими судьбами — положим, говорю, что ваш батюшка придумает план, чтобы расстроить предполагаемый брак, неужели вы думаете, что репутация Маргреты не пострадает от того? В подобном случае, будь жених одного с нами звания, мы объяснили бы по-своему, в чем дело, и нам поверили, но в отношении вас это совсем другое дело. Что скажут люди и поверит ли нам свет, что вы имели намерение на ней жениться?.. Вот вопрос! Да, вот именно в этом вопрос!

— Но подобного случая не будет, я удивляюсь, как вы можете предполагать подобную несбыточность. Я вам сказал, что мои годы…

— Вы правы.., это несбыточное дело.., по крайней мере, надо надеяться. Но, если припомните, вы также сказали мне в первый раз, как я имел удовольствие вас видеть, что ваш батюшка, узнав об этом союзе, не пожалеет никаких средств, чтобы воспрепятствовать тому. Узнав об этом, мой любезный сэр, хоть я и питаю полное доверие к вашей чести, к вашей твердой решимости исполнить данное слово, однако я не могу так легко поверить, чтобы вы заранее были готовы воспрепятствовать всем усилиям и гонениям, которые ваш батюшка применит против вас в случае открытия тайны, потому что вы не знаете, да и один Господь только может знать, какие средства употребит ваш батюшка и к влиянию какой силы прибегнет он против вас. Вы скажете, может быть, что невероятно, чтобы отец ваш прибегнул к какому-нибудь злому умыслу… Но если подобные козни могут существовать и если есть год впереди, то, ей-Богу, очень естественно, что я хочу оградить себя от случайностей, ради интересов моей дочери это необходимо, по совести.

— Ради Бога, растолкуйте мне скорее все эти преграды невозможностей, которые вы предвидите. С нетерпением хочу я знать, чего наконец вы желаете от меня.

— Потише, любезный сэр, потише, потише, потише! Вот мои первоначальные предложения: вы женитесь на моей дочери тайно, только между нами, сроком через неделю, потом.., сделайте одолжение, воздержитесь!..

Я смотрел на него, онемев от удивления и восторга.

— Не оскорбляйтесь, не приходите в негодование! Соглашаясь на брак, я ставлю только одно условие. Я требую у вас честного слова, что вы расстанетесь с ней у порога церкви с тем, что можете видеться с ней в течение года, но не иначе как в присутствии постороннего лица. По истечении этого времени я обещаю вам вручить ее как вашу жену и по имени, и на деле. Вот что! Ну что вы на это скажете?

Я был так ошеломлен, словно поражен громом, что ничего не нашелся ответить в эту минуту.

Мистер Шервин продолжал:

— Как видите, этим планом все уладится, таким образом, мы все устроим. Если случится какое-нибудь несчастье, если мы будем открыты, ну что ж такого? Ваш батюшка ничего уже не сможет сделать, чтобы воспрепятствовать браку, который уже заключен, а между тем я выиграю еще год для усовершенствования образования, данного ей мною, и для ее физического формирования, не говоря уж об остальном. С одной стороны, она не будет женой преждевременно, с другой же стороны, она тотчас выйдет замуж. Притом обдумайте, как тогда легко вам будет ловить случай и мало-помалу открываться вашему батюшке, не страшась уже последствий в случае его неумолимости. Клянусь честью, любезный сэр, этот план вполне заслуживает вашего одобрения, он удобно прилаживается ко всему и, само собою разумеется, удовлетворяет желаниям всех партий. Едва ли нужно повторять, что вы будете иметь все удобства видеться с Маргретой, под условием, вы знаете, под условием… Люди всегда мешаются в чужие дела и станут сплетничать насчет ваших посещений, но, имея брачное свидетельство в руках и принимая должные меры предосторожности, я не стану тем тревожиться. Нет, нет! Мы станем сохранять нашу тайну, а они пускай себе болтают. Придет день ровно через год, когда они сильно озадачатся, бьюсь об заклад! Ну, что же вы на это скажете? Подумайте о том, если хотите, помните только, что я вполне доверяю вашей чести и действую так по долгу отца, который обязан ограждать интересы милой дочери.