Прямо напротив двери, через которую мы вошли, была еще одна. Сейчас около нее стояла дама лет тридцати, в розовой ночнушке с совершенно гадкими кружевными цветочками на ней. Прическа на даме – благородное каре. Никогда не думала, что так может быть – это каре смотрелось так вульгарно и не к месту, как сбившийся набок клоунский парик. Выключатель находился на стене рядом с дамой, она свет и включила.

– Вам что нужно, молодые люди? – спросила она у нас голосом недовольным и требовательным.

– Мне нужна Зигрид фон Цвайхольц. Где она? – сказала я.

– А кто вы? Как сюда прошли? – Эта церберша вышла на середину помещения. Ростом ниже меня на две головы, глазки крысиные, смотрит пристально, а мысли в них нет. Косолапая! Тьфу!

Из-за той же двери, откуда вышло это розовое позорище, показалась еще одна дама, имевшая быть гораздо шире во всех направлениях. А вот ее я знала: врачиха!

– Нинка! Да это та сучка со второго, помнишь, побитую всю привезли?! – заорала она.

Оказывается, передо мной стояла та самая Нина Шарова, о которой Вовик мне уже кое-что рассказал.

Нина так и набросилась на меня:

– Ты, тварь, как посмела сюда прийти?! А это что за гнойник с тобою? Щас я вам устрою!

Подбежала ко мне, вытянулась и попыталась влепить мне пощечину и одновременно ударить коленом в живот. Я перехватила ее руку и, сделав элементарную подсечку, услала ее вправо, прямо в спинку ближайшей кровати. Ткнувшись в нее мордой, Нина немного успокоилась, по крайней мере, вставать она начала не резко.

Никто из девочек уже не закрывался одеялами, все, вытянув шеи, смотрели на чудо, которое творилось у них перед глазами. Врачиха не бросилась на помощь своей товарке, она подскочила к пульту, висящему на стене, и начала нажимать на нем кнопки. Повернула к нам радостное личико:

– Щас-щас… Вам обоим так накостыляют, что пять раз под себя сходите, щас-щас.

Нина встала и, подозрительно глядя на меня, спиной не поворачиваясь, стала двигаться к своей толстой напарнице.

– Пожалеешь, курва, ой пожалеешь, – шипела она, показывая мелкие, торчащие в разные стороны зубки.

– Тетка, ты не тявкай, – это Тео не выдержал колоритности женского разговора, – слышишь: наши уже громят два нижних этажа. Хочешь остаться целой, говори, что спрашивают. А будешь ругаться, я тебе на язык наступлю, а за уши дерну. Ферштеен зи?

Словно по заказу, роялем в кустах, снизу раздался затяжной вой. Как я узнала впоследствии, один из студентов, вооружившись стулом, во время драки с противником огрел сам себя по причинному месту – опыта обращения с оружием маловато оказалось у парня. Словно эхом звуку снизу прозвучал единый вопль двадцати глоток. Все девушки, соскочив с коек, бросились на своих мучительниц. О, майн либер Гот! Шеи вытянуты, жилы напряжены, глаза горят, пальцы скрючены. Фурии, мегеры, кошмар, апокалипсис.

Врачиха, показав чудеса сообразительности, нырнула в свою комнатушку и захлопнула дверь. Розовая рубашка Нины совсем исчезла под грудой визжащих тел.

Тео вытаращил перепуганные глаза и попятился, у меня озноб пробежал по спине – действительно, зрелище было жутким. Я подняла обе руки – в каждой по пистолету – и давай палить в потолок.

Через минуту толпа схлынула. Нина сидела на полу в состоянии почти невменяемом, вся в обрывках рубашки и собственных волос.

Я подошла и наклонилась над нею:

– Где Зигрид фон Цвайхольц?

В ее взгляде ничего не отразилось.

– Зигрид увезли сегодня после обеда, – раздался голос справа.

Я оглянулась – рыженькая девушка, вся в веснушках, стояла босиком на полу, держа в руке туфлю за носок. К каблуку-шпильке прилипло что-то грязного цвета – свежее и мокрое.

– Куда ее увезли и кто? – спросила я медленно и тихо.

– Не знаю куда. Клаус увез, – ответила она.

– Не Клаус, а Колька, – поправил ее кто-то с другой стороны.

– Он себя называет Клаусом. Хотя он наш, русский, – сказала девушка.

– Он высокий и рыжеватый? – уточнила я, хотя поражение мое было очевидным – опоздала!

– Да! – подтвердила она.

– Не рыжеватый он, а русый, – опять поправили ее из толпы.

– Да какой он русый – рыжий, – вмешался третий голос.

– Это Катька – рыжая, а он – блондин, – раздалось четвертое мнение.

– Тихо! – крикнула я.

Все замолчали.

– Кто мне скажет: куда он обычно возит девушек?

После некоторой паузы мне начали перечислять:

– У него квартира в центре…

– Он уже от нее отказался, мы были в мотеле в Аллахе…

– А мы в гаштетте в Аубинге…

– А мы – на яхте на Шпейхерзее…

Все был ясно: Зигрид пропала неизвестно куда.

Сзади раздались шаги, я оглянулась, приготовившись ко всему. В комнату влетел синерожий рокер и что-то прокричал.

– Тань, пойдем, – заторопил Тео, – наши уходят, скоро здесь будет полиция.

– Пока, девки, до встречи дома, в России.

Я махнула рукой и поспешила на выход: полиции и так здесь предстоит много работы, зачем отягощать жизнь людей еще и выяснением моей личности?

Пока мы пробрались к ресторану, пришлось много через чего и кого перешагивать: побоище получилось качественное. Удалось.

Тео подобрал свой мотоцикл, вывел его через разгромленный зал, в коридоре мы вскочили на сиденья, уже в привычном порядке, и медленно вырулили во двор.

Нас ждали. Я удивилась, увидя Вовика, который вез Берту. Герберт, прижав к животу большой полиэтиленовый мешок – такие же я заметила еще у двоих или троих, – кивнул мне. Дружно зарычав, наша армада ринулась на улицу.

Откуда-то сзади я услышала далекий вой полицейских сирен. Мы снова разорвались на группы. Уже светало. Мне хотелось спать, есть, вымыться. Получу ли я все это в подвале, у своих неожиданных помощников? Может быть. Но если нас не накроет полиция, то скорее всего начнется веселый сабантуй, переходящий в дурь.

Я подумала: нет, не хочется. Что же делать? По инерции я погладила себя по левому бедру, где в кармане брюк прятался у меня мешочек с гадальными костями. Попросить у Тео остановиться, чтобы погадать? Да уж, такие идеи могут возникнуть только после очень утомительного дня, а он таким и был – очень насыщенным.

Внезапно я вспомнила кое-что.

– Тео! – крикнула я ему в ухо и придвинулась ближе.

– Что?

– Есть идея. Давай изменим маршрут! Езжай во Фрейман.

Тео, затормозив, медленно подкатил к краю дороги и остановился, поставив ногу на бордюр. Оглянулся на меня.