— Я знаю, что вам это не понравится, Алисия, но я думаю, что Эндрю сделал хороший выбор. Лиззи — очаровательная девушка, умная и очень красивая.

— О Ричард!

Зять повернулся к ней лицом и, глядя ей прямо в глаза, повторил:

— Я знал, что вам это не понравится...

— Но ты, надеюсь, не сказал, что согласен с его... выбором?

— Боюсь, что сказал.

— Как ты мог?! Ты же прекрасно знаешь, кто она, откуда и где воспитывалась!

— Разумеется. Я многое узнал о ней с тех пор, как поселился здесь. — Тут его голос дрогнул, но сделав над собой усилие, Ричард продолжил: — Эта девушка, Алисия, будет навечно предана мужчине, за которого выйдет замуж, и будет любить его, что бы с ним ни случилось. И я не могу себе представить, что Лиззи Гиллеспи отведет взгляд, когда муж будет смотреть на нее!

С этими словами Ричард повернулся и вышел из кабинета. В поисках опоры Алисия прислонилась к стене, а рукой схватилась за ворот платья, как будто ей не хватало воздуха. «Боже мой, боже мой», — повторяла она про себя.

Девушки, работающие в Отделе распределения продовольствия, были крайне заинтригованы: перед окнами их конторы вот уже битый час прогуливался офицер флота его Величества, молодой, красивый, с блестящей выправкой. Сотрудницы ревниво посматривали друг на друга, гадая, кого мог поджидать такой симпатяга, и склонялись к выводу, что это, скорее всего, та задавака со второго этажа, которая, — «вы представляете?», — называет своих стариков «мамочка» и «папочка».

Лиззи в этой болтовне не участвовала. Она сидела за своим столом, не поднимая головы. Но по двенадцатичасовому сигналу, возвещавшему о перерыве, она сдернула с вешалки свое пальто и выбежала на улицу, мельком подумав о том, что ее подругам теперь будет чем занять свои языки.

Поэтому первыми ее словами, обращенными к Эндрю, были следующие:

— Не стоило ждать меня здесь. У девчонок разговоров на неделю хватит...

— Я так и предполагал, — улыбнулся Эндрю, взяв Лиззи под руку. Увидев неподалеку небольшое кафе, поинтересовался: — Ты не хочешь перекусить?

Лиззи отрицательно покачала головой.

— Давай лучше спустимся к реке.

Они уселись на покрытую инеем скамейку, и Эндрю нежно сжал руку Лиззи:

— У тебя ледяные пальцы! Ты что, замерзла?

— Нет, не беспокойся. Лучше расскажи, что у тебя случилось.

Эндрю помолчал с минуту, глядя на воду, потом наконец сказал:

— Не важно. Главное, что мы вместе — ты и я. А как дела у тебя?

Лиззи посмотрела на противоположный берег и горестно вздохнула.

— Джон сказал, наверное, то же самое, что и твои родители. Он полагает, что все это — безрассудство и что он никогда на это не согласится. Ма... Правда, я еще не говорила с ма. Когда я вернулась, она уже спала. А что сказал твой отец?

— Не знаю, я с ним еще не виделся.

— А мать?..

— Послушай, Лиззи! Давай говорить прямо, — мы решили пожениться и сделаем это, как только представится возможность. Мне скоро дадут еще один отпуск. Я разузнал, нас отправляют на юг, на берег Канала. Я буду писать тебе каждый день, слышишь?

— Конечно, Эндрю! Я так... счастлива! Но я боюсь, что, если б не эта война, мы бы не... в общем, этого всего не случилось бы. Странно, я до сих пор считала, что у меня никого нет «на войне». Правда, Джефф... но я его видела всего-то пару раз перед тем, как он отправился в Африку. Кажется, это случилось много лет назад. Мне тогда было всего четырнадцать. Я очень благодарна ему за то, что он изменил мою жизнь, но, знаешь, я уже с трудом могу припомнить его лицо. Он, наверное, уже не такой, как на фотографиях, что хранит ма. Боюсь, что не узнаю его, когда он вернется. И потом, я никогда не думала о нем, как... как о тебе!.. — Лиззи вдруг рассмеялась. — А у меня есть твоя фотография! Я вырезала ее из «Джорнэл», только на ней не видно твоего лица, только спина. — Лиззи снова хихикнула: — Ну, помнишь, ту, где лошадь сбросила тебя во время скачек?

— О Лиззи! — изумился Эндрю. — И ты хранишь ее?

— Да, и еще там есть надпись, какой-то остряк сочинил: «Мистер Эндрю Брэдфорд-Браун преодолевает препятствие».

— Да, я помню, был такой случай!

Эндрю обхватил Лиззи за плечи и почувствовал, как она дрожит.

— Ты совсем замерзла! Пойдем пройдемся.

Поднявшись со скамейки, Эндрю посмотрел по сторонам, а потом взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал.

— Подожди еще немного, скоро мы поженимся!

— Хорошо, Эндрю, — прошептала она в ответ, — я подожду...

Когда подошел поезд, Брэдфорд-Браун-старший выскочил на платформу и, увидев сына вместе с Лиззи, бросился к ним, расталкивая всех на своем пути.

Эндрю, уже собиравшийся поцеловать на прощанье Лиззи, первым заметил его.

— Боже, — пробормотал он. — А вот и разгневанный родитель... Привет, отец! Извини, что не смог...

— Что ты себе, черт возьми, вообразил?! Я не позволю! Я положу этому конец!..

Эндрю скрипнул зубами.

— Отец, запомни, я уже не тот сопливый мальчишка, и ты не можешь остановить меня. И чем скорее ты поймешь это, тем лучше.

Объявили посадку. Эндрю подхватил свой чемодан и, взяв Лиззи за руку, направился к своему вагону. Вслед ему раздался глухой, похожий на звериное рычание голос:

— Тебе ничего не светит. Ты не получишь от меня ни пенса, будешь сам... один!.. Понял?

— Именно этого я и хотел. Ладно, до свиданья, отец!..

Прощаясь, Эндрю крепко обнял Лиззи, поцеловал бледное застывшее лицо.

— Не беспокойся, дорогая! Я буду писать... Мы скоро увидимся.

Он вскочил на подножку вагона, не выпуская руки девушки.

Поезд тронулся. Лиззи шла рядом, судорожно сжимая пальцы Эндрю. Она остановилась только на краю платформы, с замирающим сердцем следя за любимым лицом, пока оно не растворилось в тумане.

Мистер Брэдфорд-Браун поджидал Лиззи у выхода с вокзала.

— Ну что, мисс, думаете, что поймали завидного жениха? — процедил он сквозь зубы.

Эти слова вызвали у Лиззи такую злость, что она не выдержала и почти закричала ему в лицо:

— Да, мистер Брэдфорд-Браун, если вам угодно так думать. А вообще-то, я давно хотела вам сказать. Вы слишком высокого мнения о себе, мистер Брэдфорд-Браун, но другие, видите ли, этого мнения вовсе не разделяют. Поэтому не стоит так заноситься. Я знаю, что ваша жена тоже против выбора Эндрю, но вот что я вам скажу. Я родилась и воспитывалась в обществе лучшем, чем вы можете себе представить, — бедном, да, может быть, но не менее уважаемом, чем ваше. И будь сейчас живы мой отец или мать, я бы никогда не отреклась от них.