Чтобы избежать путаницы, он решил оставить поперечные линии «на потом», проезжая их отрезки между продольными без остановок и записей, и с четвертой линии помчался сразу на третью. Дело у него, что называется, спорилось. Через какие — то полчаса он уже объездил почти все Дубки. Список его пополнялся, «Лад» и «Москвичей» он отыскал даже больше, чем когда бродил в «пешем порядке» и без блокнотика.

«Последнюю шестую линию добью, — радовался Митя, — потом две поперечные, и к Петровичу».

На шестой линии ему оставалось объехать лишь последний пяток ворот до тупика. На третьем по счету участке Митя обнаружил еще одну «Ладу», кстати, тоже пропущенную при утреннем обходе. Удерживая велосипед между ног, он внес номер участка на шестую страничку списочка с дополнительной пометкой «Л», то есть «Лада», а не «Москвич», и, взбираясь в седло, обернулся на перекресток, с которого собирался начать объезд 7—й поперечной линии. Со стороны перекрестка, на котором вот еще только что никого не было, бодрым шагом, чуть ли не по — военному, вышагивали два мужика, держась по разным сторонам улочки. Митю это немного удивило, но не более. Идут себе и идут.

Проехав вдоль заборов и ворот двух последних дач на линии и не обнаружив там вообще никаких автомобилей, Митя стал медленно разворачиваться, стараясь вписаться в ширину асфальта узкой улочки. На завершении этого маневра он услышал носорожий топот. Поднял голову и вздрогнул. Прямо на него со всей возможной скоростью неслись те самые мужики, и в одном из них он узнал Виктора. «Собьют», — испугался Митя и на уровне инстинкта крутанул педали, стараясь проскочить между странными людьми, устроившими забег в тупике. Да не тут — то было.

— Держи его! — крикнул второй.

И сразу оба метнулись к велосипедисту наперерез с обеих сторон. Да он и сам с перепугу притормозил, в тот же миг две лапищи вцепились в руль и две ухватили его за руки.

— Все, попался, — радостно выдохнул запыхавшийся второй мужик, в котором Митя теперь узнал Кобзаря.

— Да что такое? — подал голос задержанный.

— Это я тебя спрошу, — ответил Кобзарь. — Потом. А сейчас слезай с велика, если не хочешь по шее получить.

— Да в чем дело?

— А ну, слезай! — И мужики выдернули его из седла, подняв в воздух и опустив уже за велосипедом.

— Да что вам от меня надо?! — завопил Митя, пытаясь вырваться.

— А ну не рыпайся! — крикнул Кобзарь. — Ты откуда такой?

— Что значит, откуда?

— Это наш, — сказал Виктор, — с четвертой линии.

— От — лично, — отчеканил Кобзарь. — Ты знаешь, где он живет?

— Да, — ответил сторож. — Последний дом на другом конце.

— От — лично, пошли.

— Да не хочу я домой! — вскричал Митя. — Я гуляю!

— Гуляет он, — усмехнулся Кобзарь. — Родители дома?

— Нет, только бабушка.

— Сойдет, пошли к бабушке.

— Ну дайте я хоть на велосипеде поеду. — Митя решил больше не спорить с этими идиотами.

— Э — э, нет, — засмеялся Кобзарь. — Велосипед вот он поведет, а мы с тобою за ручку пойдем.

— Ну идемте, — вздохнул Митя. — Если уж вам так хочется.

— Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой санитары, — решил пошутить Кобзарь, перехватывая Митину руку повыше локтя более удобным для себя образом.

— Я думал, его Виктором зовут, — поддержал шутку Митя.

— От коз — зел, — взорвался Кобзарь и сильно тряхнул Митю за руку. — Иди давай. Шутить он мне тут будет.

Задержанный больше не сопротивлялся и даже не возражал, когда его вели под тревожными взглядами дачников по линиям поселка. Однажды малознакомая Мите женщина, которую он помнил в лицо, но не знал ее имени, крикнула вслед конвоирам.

— Что натворил — то? За что вы его тащите?

— Есть за что, — обернулся Кобзарь, но больше ничего не добавил.

Так что о причине своего странного пленения Мите приходилось только догадываться.

Очутившись перед входом на Митин участок. Кобзарь сразу стал дергать калитку, не отпуская пленного.

— Щеколду с другой стороны поверните через верх, — посоветовал Митя.

Кобзарь молча, хоть и недовольно засопев, послушался совета.

Любовь Андреевна пропалывала морковку. На шум она обернулась, еще не вставая с низенькой скамеечки, и с пыльной от рыхления сухой почвы тяпочкой в руке. Так с этой тяпочкой она и встала и пошла навстречу, когда заметила, что какой — то мужик волочет за руку ее внука.

— Вот, — Кобзарь выхватил из кармана Митин блокнотик и потряс им в воздухе, — здесь все! Для милиции этого хватит.

— Ба, да не слушай ты его, нет там ничего, — спокойно сказал Митя.

— Так, я хочу знать, в чем вы обвиняете моего внука? — решительно выпрямившись и держа тяпочку у пояса, словно боевой тамагавк, потребовала Любовь Андреевна. — Виктор, Виктор, в чем дело?

— Любовь Андреевна, он вам лучше объяснит, — кивнул на Кобзаря сторож.

— Я объясню, я объясню, — напористо закивал Кобзарь. — Я вам объясню, что ваш внук наводчик. Здесь все, — и он опять помахал в воздухе Митиным блокнотиком.

— Ну так покажите, что там у вас «все», что вы все машете? — повысила голос Любовь Андреевна и сделала шаг к Кобзарю.

— Э — э, нет, — отскочил на два шага тот. — Этого я вам в руки не дам. Потому что здесь все.

— Да нет там ничего! — крикнул Митя даже с насмешкой.

— Е — эсть, е — эсть, — подмигнул ему Кобзарь, — это ты сейчас хорохоришься.

— Либо вы сейчас же покажете мне, что там у вас за бумажка, — вскипела Любовь Андреевна, — либо выметайтесь отсюда! Это частная собственность! Участок приватизирован!

При этом тяпочка поднялась уже до уровня плеча.

— Хорошо, хорошо, я читаю, — сбавил напор Кобзарь. — Вот первая страница, здесь написано: «4—я линия, десять — эл, восемь — эл, четырнадцать — эл, одиннадцать — эм»…

— Что за бред? — прервала Любовь Андреевна.

— Вы не поняли? — улыбнулся Кобзарь. — Ваш внук — наводчик, числа — это номера дач, он намечал их для своих сообщников.

— Что за бред? — повторила Любовь Андреевна. — Митяй, это твое творчество?

— Мое, — кивнул Митя.

— Видите, даже не отказывается, — обрадовался Кобзарь.

— Митя, зачем? — удивилась бабушка, — Что это за шифр? Десять, восемь, эл, эм?

— Это не шифр. Числа — действительно номера дач. Буква «эл» — значит «Лада», а «эм» — «Москвич».

— Он и у меня покрышку украл с «Запорожца», — раздался от ворот скрипучий голос.

При наступившей после этого тишине в калитку просочился Панкратов. Боевая тяпочка в руке Любови Андреевны медленно опустилась.