При этом следует постоянно иметь в виду некоторую двусмысленность, «шизофреничность» объяснения преступности. С одной стороны, рассматривая преступность как социальную конструкцию, мы должны искать объяснение ее существования в деятельности властей, режима, законодателя по конструированию «преступности». С другой стороны, пока и поскольку за этой относительно искусственной конструкцией скрываются реальные виды человеческой жизнедеятельности, возможно выявление факторов, условий, обстоятельств, при которых эти виды деятельности будут проявляться с большей или меньшей вероятностью, в большем или меньшем объеме.

Оставить преступность без каких бы то ни было объяснений – значит отказаться от криминологии как науки. Возможно, что разрешение кризисной ситуации – за новой, «сумасшедшей» теорией, которая вышла бы за пределы существующих парадигм криминологии как «нормальной науки» (и потому первоначально была бы категорически отвергнута…)[99]. Пока же таковая не появилась (это задача молодых, не отягощенных грузом накопленных знаний[100]), поразмышляем над некоторыми факторами, влияющими на состояние, уровень, структуру, динамику преступности.

Конечно, можно извлечь из арсенала криминологии множество факторов, так или иначе воздействующих на состояние и динамику преступности. Это экономические факторы (отражаемые ценами на хлеб или на нефть или же децильным коэффициентом и индексом Джини), социально – демографические (пол, возраст, социальный статус, этническая принадлежность и др.), культурологические (принадлежность к той или иной культуре, субкультуре, религиозной конфессии), и даже космические (корреляционные зависимости между уровнем убийств, самоубийств, воровства и солнечной активностью, фазами луны[101]). В результате факторного, корреляционного анализа можно определить и относительный «вес» каждого фактора в «криминогенном комплексе» отдельных видов преступлений.

Более глубоким нам представляется отыскание «ведущего звена» в «девиантогенном (криминогенном) комплексе», объясняющем преступность наряду с другими проявлениями девиантности. Другая задача, решение которой остается за рамками данного текста, – попытаться объяснить, какие факторы при наличии этого «ведущего звена», «разводят» различные формы девиантности (почему при наличии одних и тех же социальных условий одни совершают преступления, другие спиваются, третьи кончают жизнь самоубийством, а некоторые «уходят» в научное, техническое, художественное творчество. Может быть следует развернуть тезис В. Леви: «Социум выбирает из психогенофонда»?).

Преступность проявляется через действия, поступки людей, запрещенные уголовным законом. Между тем, все свои действия человек совершает, в конечном счете, ради удовлетворения тех или иных потребностей: биологических, или витальных (в пище при чувстве голода, в питье при жажде, в укрытии от неблагоприятных погодных условиях, сексуальных или в продолжении рода); социальных (в статусе, престиже, самоутверждении, самореализации и др.); «духовных», или идеальных (поиск смысла жизни, цели существования, бескорыстное стремление к знанию, творчеству, служению другим людям).

Потребности людей распределены относительно равномерно и имеют тенденцию к возрастанию. А возможности удовлетворения потребностей – различны, неравны. И хотя определенная степень неравенства зависит от индивидуальных особенностей (ребенок или взрослый, мужчина или женщина, здоровый или инвалид, с высоким интеллектом или не очень), однако главным источником неодинаковых возможностей удовлетворять потребности служит социально-экономическое неравенство, занятие индивидом различных, неоднородных позиций в социальной структуре общества (рабочий или предприниматель, фермер или банкир, школьный учитель или министр). Именно от социального статуса и тесно связанного с ним экономического положения (можно говорить о едином социально-экономическом статусе) индивида в решающей степени зависят возможности удовлетворять (более или менее полно) те или иные потребности.

Дифференциация общества как следствие углубляющегося разделения труда есть объективный и в целом прогрессивный процесс. Однако, как все в этом мире, она влечет и негативные последствия. Неодинаковое положение социальных классов, слоев (страт) и групп в системе общественных отношений, в социальной структуре общества обусловливает и социально-экономическое неравенство, различия – и весьма существенные – в реальных возможностях удовлетворить свои потребности. Это не может не порождать зависть, неудовлетворенность, социальные конфликты, протестные реакции, принимающие форму различных девиаций. «Стратификация является главным, хотя отнюдь не единственным, средоточием структурного конфликта в социальных системах»[102].

Главным в генезисе девиантности, включая преступность, является не сам по себе уровень удовлетворения витальных, социальных и идеальных потребностей, а степень различий, «разрыва» в возможностях их удовлетворения для различных социальных групп. Зависть, неудовлетворенность, понимание самой возможности жить лучше приходят лишь в сравнении[103].

Это утверждение, хорошо известное по трудам К. Маркса и Р. Мер-тона, П. Сорокина и М. Гернета, А. Кетле и Д. Белла, статистически подтверждено современными исследованиями С. Г. Олькова[104], И. С. Скифского[105], Э. Г. Юзихановой[106].

Социальная неудовлетворенность, а, следовательно, и попытки ее преодолеть, в том числе – незаконным путем, порождается не столько абсолютными возможностями удовлетворить потребности, сколько относительными – по сравнению с другими социальными слоями, группами, классами. Вот почему в периоды общенациональных потрясений (экономические кризисы, войны), когда большинство населения «уравнивалось» перед лицом общей опасности (когда происходила ломка «перед лицом смерти всех иерархических перегородок»[107]), наблюдалось снижение уровня преступности и самоубийств[108].