Теперь все с удивлением посмотрели на Задрыга…

Петрович ни в какую не соглашался отпускать Ленку-коленку к Чужим.

− Лена! Такое бывает только раз в жизни! Я тебя больше никуда не отпущу! Вдруг что-то пойдёт не так?!

− Беру командование на себя! — Отчеканил Лан Эб-Бот, взявшийся словно ниоткуда. − Времени остаётся мало, не до сантиментов!

Он буквально ворвался в каюту к Петровичу и Ленке-коленке.

− Спокойно Петрович! Ты славненько поработал! И не забывай, что нанороботы — государственная собственность. Поэтому, извини!

Из стены вдруг выскочили механические руки-манипуляторы и приковали Петровича к стене.

− Не волнуйся! Я скоро вернусь! — Сказала нежно Лена и поцеловала его.

− Пора! До старта Чужих осталось всего ничего! — Скомандовал безжалостный Лан Эб-Бот.

Лена выбежала в коридор и направилась к шлюзам. Через пять минут, она, уже в скафандре, была на поверхности Фобоса, готовая «транспондернуть» в сторону корабля Чужих.

Как-то неуловимо изменилась её походка. Более угловатыми стали движения. Фигура явно стала крупнее раза в два.

Если бы вы подошли в этот момент к Лене-колене и заглянули бы ей в лицо через стекло гермошлема, то в ужасе отпрянули бы.

Потому что на вас посмотрело бы в ответ угрюмое лицо Петровича. Лена-колена (читайте — «нанороботы Чубайса»), чтобы лишний раз не травмировать его психику, не стала видоизменяться в него прямо при нём…

− У тебя закурить не найдётся? — Спросил Тартас, забираясь в спальную нору Задрыга.

− Откуда?! — Сама сто лет не курила. С девятого класса!

− Прилетим на Землю — в первую очередь в Мангу завалимся, пивка попьём! — Мечтательно продолжил Тартас.

− Надо Лан Эб-Боту звякнуть, предупредить, чтобы столик заказал. — Поддержал тему Задрыг

− А кто такой Лан Эб-Бот?

− А фиг его знает, не помню! Кто-то из наших, вроде, за Зенит «торчит»! …

Настоящее время.

− Что делать, Петрович! Такова наша жизнь, агентов секретной службы, которую называть нельзя! Дело прежде всего, а девочки… как говорится, потом! — Сказал Лан Эб-Бот, доставая из большого кармана своего скафандра поллитровку «Зелёной марки», и вставляя в зубы папиросу «Беломор-канал».

В глазах Петровича блуждала ярость. Тоска обуяла все чресла его организма. Лена отправилась к Чужим, с ней могло произойти всё, что угодно, и это никак не могло уместиться в его голове.

− Ничего страшного! — Продолжил Эб-Бот. — Ты же сам знаешь! Просто нанобукашки расползутся и заберутся в Чужих. Она скоро вернётся к тебе…

Вместо того, чтобы стартовать к Земле и устроить из человечества пиршество, корабль Чужих, словно пьяный, дёргая щупальцами, совершая непонятные движения, начал приближаться к Фобосу.

Вскоре он причалил к нему, и видоизменившиеся Чужие разбежались по помещениям станции, чтобы заняться своими новыми человекополезными делами.

Лена-колена, окрылённая победой, счастливая, первым делом заскочила в каюту к Петровичу и Лан Эб-Боту. Те сидели за столиком и играли в шахматы. Оба в одних трусах и майках, сильно нетрезвые, но жутко одухотворённые.

Оба попадали со стульев, когда к ним заскочил Чужой, не сообразив сразу, что к чему. Лена сразу полезла к Петровичу целоваться и обниматься, забыв, что не вернула свой прежний облик.

Потом все трое уселись на полу и начали хохотать над комичностью создавшейся ситуации…

− Проспался?! — Спросил Лан Эб-бот Петровича, еле отодравшего свою голову от столика в Манге, и подкурил новую «Беломорину».

Вокруг них было всё так же шумно из-за беснующихся фанатов «Зенита». Всё так же перед ними красовались запотевшие кружки с «Невским-светлым», и манила тарелочка с сырными жареными гренками.

«Ё-моё!» − Подумал Петрович. — «Неужели мне всё приснилось?»

− Если кто спросит, то ты так и говори! — Сказал Лан Эб-Бот, словно он умел читать мысли. — Бери открытку!

Он протянул Петровичу валентинку с сердечком, в которой было написано: «Люблю тебя, Петрович, вечно и бесконечно! Быстрее возвращайся! Всегда жду тебя! Твоя Лена-колена!»

− И вот ещё тебе за службу премия! — Эб-Бот протянул Петровичу новый брелок сигнализации от его «Лады-гранты» с гравировкой на задней крышке: «За верную службу Родине от секретной службы, имя которой называть нельзя».

− Наши ребята всё тебе в тачке починили, «сигналку», компьютер, «мерсовский» движок вставили…

− Домой мне надо! — Буркнул Петрович и побрёл к выходу из кафе.

− Не пропадай, дружище! Созвонимся! — Сказал весело Лан Эб-Бот ему вслед.

Из раскрытой двери на Петровича ринулся свежий прохладный Питерский воздух, принесённый со стороны Финского залива. В глаза ударили, заставив прищуриться, лучики низкого Питерского утреннего солнышка, пробившиеся между серых громад зданий.

Петрович поёжился, вздохнул, и медленно побрёл по Каменноостровскому в сторону метро…

(стилизация под одного, очень известного писателя-фантаста)

Пролог

Когда падают планеты — успевайте отскочить в сторону…

Американцы опять чего-то натворили, и планета упала. Куда — неясно…

Ганновер хотел это понять, но потом подумал — зачем? Рано или поздно это все равно должно было произойти. Потому что людям, особенно американцам, не дано понять правильно струны Вселенной. Они погрязли в своих грязных деньгах и политических амбициях, и уже не видели ничего даже под своим носом. Они не видели, как струны постепенно рвались одна за другой. А ведь специальный клей для струн можно было купить только в соседней галактике — «Туманности Андромеды». И проход в нее закрывали огромные космические чудовища, связываться с которыми не хотелось даже Ганноверу рыцарю-страннику.

Он увидел ее, планету, бывшую когда-то голубой, когда она падала мимо него в преисподнюю. Он ничего не мог поделать в этом случае. Ведь планета потеряла атмосферу, а последний противогаз у него закончился еще на прошлой неделе. Хитрые венерианцы скрыли от него истину. Он не знал, что планета будет падать сегодня. Он думал, что перед великим концом еще будет время. Это было давно, и он не любил об этом вспоминать.

В одном противогазе все-таки осталось еще немного дыхательной смеси, и тогда Ганновер решил провести спасательную операцию. Он ворвался на своем звездолете в пригороды падающей планеты. Там валялось много трупов. И нечем было дышать из-за невыносимого смрада. Но у Ганновера все еще было немного дыхательной смеси.