* * *

Осенью 1959 года Рудольф получил роль Альберта в «Жизели». Репетиции спектакля были доверены Юрию Григоровичу, тогда еще молодому новатору-балетмейстеру Кировского театра. Желая оживить репертуар, он решил ставить балет с новой исполнительницей главной партии Ириной Колпаковой и с новым Альбертом-Нуреевым.

Высокий и сильный Константин Сергеев так долго и эффектно исполнял в Кировском роль Альберта, что, по словам Ирины Колпаковой, молодому поколению театра трудно было представить кого-либо другого на его месте. Вызывали восхищение прежде всего его лиризм и царственное изящество. Колпакову чрезвычайно поразило нежелание Рудольфа посмотреть, как прославленный и уже немолодой премьер танцует в «Жизели» с Натальей Дудинской. На замечание очаровательной партнерши, что он мог бы поучиться у Сергеева, Рудольф дерзко ответил:

— Пойдите в ресторан, посмотрите, как официанты бегают от столика к столику. Там вы увидите массу движений.

Дело было в другом. Рудольф вовсе не собирался следовать чужому примеру, каким бы прославленным ни был исполнитель. Он покажет своего собственного Альберта — импульсивного юношу, неопытного в любви и переполненного противоречивыми чувствами. «Я первым играл Альберта глубоко влюбленным с самого начала, — вспоминал Рудольф об этой ранней роли. — Он был влюблен в любовь. Эйфория!».

Он принес художнику Кировского театра собственные эскизы костюмов и попросил сшить новые камзолы и для первого, и для второго актов. Нарисованные им туники оказались гораздо короче традиционного в то время костюма, закрывавшего живот и ягодицы, к тому же плотнее сидели и были сшиты из более легкой материи. Позднее, уже после премьеры, Нуреев устроил громкий скандал по поводу все того же костюма, отказавшись надеть перед финалом короткие штаны с буфами. Антракт все длился и длился, пока солист за кулисами отстаивал свою точку зрения перед руководством театра, находившимся на грани инфаркта. Эти штаны режут линию ног, утверждал Рудольф. Он хотел надеть одно белое облегающее трико поверх специального балетного бандажа, чего на сцене Кировского никогда не делал ни один артист.

— На Западе давно уже все танцуют в одном трико, и я так хочу. Не нужны мне эти абажурчики!

Антракт длился почти час, публика заметно нервничала. Строптивому танцовщику пригрозили строгим выговором, но он все-таки настоял на своем. Когда наконец открылся занавес, последовала громоподобная реакция зрителей. Некоторых в зале возмутило «бесстыдство» молодого солиста; они решили, что он забыл надеть штаны. Впоследствии костюм Альберта, созданный Рудольфом, достался «в наследство» Михаилу Барышникову.

«Это был скандал, — рассказывала балерина Алла Осипенко, — но публика и пресса замечательно его приняли. Многие в труппе спрашивали: «Почему Нурееву разрешают, а нам нет?» Потому что они до этого не додумались, вот почему».

Нуреевский дебют в «Жизели» состоялся в субботу 12 декабря 1959 года. По обеим сторонам занавеса царило вполне понятное возбуждение. Хотя суббота в то время была рабочим днем, театр оказался полным. За кулисами Ирина Колпакова поначалу опешила, увидев Нуреева-Альберта не только в укороченном камзоле, но и в коротких панталонах под алым трико, а не поверх, как было принято. Однако к тому времени Ирину стали уже восхищать новшества Нуреева, особенно изменения, внесенные им во второй акт балета, когда Мирта, царица виллис, приказывает охваченному раскаянием Альберту танцевать до смерти. В своем соло Рудольф заменил диагональные серии бризе (особый прыжок) на шестнадцать антраша, трижды меняя ногу, что крайне трудно. (Антраша — особый прыжок в балетных танцах, при котором танцующий быстро ударяет несколько раз ногою о ногу.) Он надеялся рассказать таким образом о разбившемся сердце Альберта.

Рудольф Нуреев в роли принца Альберта. Балет «Жизель»

В тот раз Рудольф танцевал и для матери: Фарида сидела в первом ряду и плакала от радости, видя, как зрители принимают ее любимого сына. Позже она рассказывала своей внучке, что не ожидала такого успеха.

Друг Нуреева Леонид Романков, тоже побывавший на том знаменитом спектакле, расскажет впоследствии: «Я никогда не мог понять, откуда в нем врожденный, казалось бы, аристократизм, благородство поз и движений! Мало того, что он был очень красив — с резким, немного хищным профилем, нервно вырезанными ноздрями и прекрасной улыбкой, — но и осанка, движения тела, поворот головы. Выходит граф Альберт, и вы забываете о сыне многодетного политработника из глубокой провинции, в каждом самом маленьком жесте читалась многовековая культура дворянского рода!».

«Когда они вдвоем появлялись в «Жизели», он танцевал пылко влюбленного Альберта с такой убедительностью, что согревал своим чувством танец партнерши, — рассказывал завсегдатай Кировского театра тех лет, видевший Нуреева и Колпакову в этом спектакле. — Создавалось впечатление, что она тает в его руках. Находились люди, обвинявшие ее в холодности танца. Но когда они танцевали вместе, этого никак нельзя было сказать».

Другая партнерша Нуреева в «Жизели», Алла Шелест, признавалась, что «доверялась ему как женщина, такая нежность исходила от его Альберта».

Когда в финале упал занавес, театр сотрясали аплодисменты и топот. Администратор театра закричал:

— Это начало новой эры!

Правда, подобное мнение разделяли далеко не все. «Сергеев и Дудинская бешено разозлились на нас, — вспоминала Ирина Колпакова. — Они сказали: «Зачем вы оспариваете традицию? Мы так тяжело трудились над этим балетом, стараясь его сохранить, а вы его изменяете». Они не признали Рудольфа графом Альбертом».

Но критики думали иначе. «Он пришел… и победил», — писала известный балетовед Вера Красовская. Нуреев, утверждал другой автор, «не столько отошел от традиций Сергеева, сколько открыто оспорил их». Балетный критик Юрий Слонимский также присутствовал на этом спектакле. В эссе, опубликованном через несколько месяцев в «Атлантик мансли», он объявил Альберта в исполнении Нуреева «не похожим на все, что мы когда-либо видели… Заставив Жизель безумно влюбиться в него, он затем потерял контроль над собой. Второй акт в его версии разворачивается, демонстрируя муки любви, и мы становимся свидетелями постепенного очищения чувств героя и возвышения его души. Красноречивый танец Нуреева прояснил для нас главные темы балета».

Балетный критик Валерия Чистякова выступила в журнале «Смена»: «Для Нуреева танец — основное из выразительных средств. Он возникает естественно, почти стихийно, зримо отражая пылкость и отчаяние Альберта. Действие (в первом акте) неудержимо влечется к роковой развязке, чувства обострены, эмоционально подготавливая события второго акта. Этот второй акт особенно удался танцовщику».

Известный театровед Борис Львов-Анохин впоследствии заметил: «Мне довелось видеть все роли Нуреева. Он был тогда совсем молодой, но уже ведущий танцовщик театра, исполнявший все основные партии классического репертуара. Он был великолепным актером, и в нем было то, что называется магией».