Ноги и руки Тарзана болели от порезов, оставленных зубами птенцов, спина представляла собой кровавую рану от когтей синдара, тело ломило и ныло, и лишь теперь, оказавшись в относительной безопасности, Тарзан ощутил безмерную усталость. А также беспомощность и обреченность, чего с ним ранее никогда не бывало. Если даже он сумеет слезть с этой площадки, то корабля ему все равно вряд ли сыскать. И все же с площадки нужно уходить.

Собрав остатки сил, он двинулся вниз. Нащупывая ногами еле различимые выступы в скале, раздирая в кровь руки, он фут за футом преодолевал отвесную стену и спустился-таки на вожделенную землю. Напрягши всю свою силу воли, Тарзан побрел к лесу, где можно было укрыться и напиться воды.

Среди деревьев Тарзан заметил тропу, ведущую наверх, к каньону. Передохнув и утолив жажду, Тарзан двинулся по тропе. Он шел, стиснув зубы, измотанный, но предельно бдительный, готовый немедленно отразить любую опасность.

Чутье говорило ему, что этой тропой прошли совсем незадолго до него. И действительно, вскоре он услышал впереди себя чьи-то шаги. Тарзан определил, что это не мужчина и что человек направляется в ту же сторону, что и он.

Поддавшись любопытству, Тарзан ускорил шаг, решив догнать идущего впереди. Однако в следующую минуту он насторожился, услышав звериный рык. Подобный звук животное издает перед самым нападением.

Впереди, в сотне шагов, обозначился каньон, где у самого входа в пещеру тропа заканчивалась. Возле входа стоял мальчик лет десяти-двенадцати, на которого наседал громадный пещерный медведь, чрезвычайно раздраженный.

Увидев Тарзана, мальчик было обрадовался, но когда понял, что человек этот из чужого племени, гордо расправил плечи и вытащил каменный нож в ожидании нападения.

Тарзан без труда восстановил картину событий.

Медведь вернулся к себе в пещеру и застал там мальчика, который не сумел улизнуть, поскольку туша медведя загораживала выход.

С детства усвоив закон джунглей, Тарзан прекрасно понимал, что не обязан выступать в рискованной роли спасителя. Но в пламенной душе Владыки джунглей, горел огонь рыцарства, унаследованный им от родителей-англичан. Поэтому он всегда заступался за слабого, даже если его собственной жизни грозила опасность. К тому же это дитя из чужого племени понравилось Тарзану, а медведь внушал чувство омерзения. Тарзан вспомнил свое далекое детство, то время, когда он сам чувствовал себя беспомощным и обездоленным. И тогда он, истекая кровью, приготовился спасать мальчика.

Он достал все имевшееся у него оружие. Левая рука держала веревку, лук и стрелы, правая — дротик.

Тарзан, понятное дело, рассчитывал исключительно на собственную ловкость и удачливость, так как сознавал что практически безоружен перед огромным животным.

Первым делом следовало отвлечь внимание медведя, чтобы мальчик смог убежать. Тарзан закричал и в тот же миг выпустил стрелу, попавшую зверю в спину.

Медведь взревел от боли, встал на задние лапы и повернулся мордой к Тарзану в поисках обидчика.

Тарзан внутренне содрогнулся, увидев жуткие глаза зверя. Медведь, яростно рыча, надвигался на Тарзана устрашающей глыбой.

Тарзан натянул тетиву и одну за другой выпустил еще три стрелы, вонзившиеся медведю в грудь. Из последних сил размахнулся и метнул в него дротик, отскочив тут же назад.

Зверь рухнул, но поднялся снова.

У Тарзана промелькнула мысль о том, что в любую секунду в пещеру может возвратиться медведица. Что тогда? Бежать некуда — справа от пещеры высилась отвесная стена, слева же начинался крутой обрыв.

Тарзан с надеждой взглянул наверх — не может быть, чтобы не нашелся какой-нибудь выход! Вот и она, спасительная расщелина в гранитной стене, тянущаяся над тропой в двадцати пяти футах от поверхности.

Не выпуская из левой руки веревку, Тарзан правой подобрал дротик. Раненый медведь, тяжело дыша, неумолимо надвигался. Снизу послышалось учащенное дыхание медведицы, спешащей на подмогу.

Тарзан зацепил веревочной петлей острый выступ рядом с расщелиной и с ловкостью обезьяны стал карабкаться вверх по стене.

Он был спасен.

Не требовалась проницательность Шерлока Холмса, чтобы догадаться, что Джана оскорбилась, и Джейсон, неплохо разбиравшийся в психологии женщин, отлично понимал почему. Красавица Джана знала о своих чарах и об их воздействии на мужчин. По ее рассказам, многие домогались ее, мечтая сделать хозяйкой очага, а один даже рисковал жизнью, выкрав ее и бежав через горы Синдара.

Гридли находил негодование девушки совершенно естественным, ведь эта красавица из каменного века была убеждена, что и он не сможет устоять перед ее неотразимыми чарами. И все же он не вполне понимал причину подобной яростной вспышки.

Им было хорошо и легко друг с другом. Обычно общение с женщиной быстро наскучивало Гридли, и он начинал тяготиться избранницей. Но на сей раз все было иначе — ничего, кроме радости, Гридли не испытывал, и поэтому ему стало грустно от того, что все так закончилось. Он решил, что пойдет следом за Джаной, пока та не успокоится. Путь к Зораму полон опасностей и девушку нельзя отпускать одну, без защитника. Правда, зря она назвала его гилаком, на языке ее народа это слово имело не совсем приличный, бранный смысл. Он догонит Джану и попросит прощения. И Гридли бросился ей вслед, но не успел сделать и десяти шагов, как девушка стремительно обернулась, напоминая разъяренную фурию, и, выхватив каменный нож, закричала:

— Я же сказала — ступай своей дорогой! Не желаю тебя видеть! Если не оставишь меня в покое, я тебя убью!

— Одну я тебя не оставлю, Джана, — сказал Джейсон ровным голосом.

— Красный Цветок Зорама обойдется без защитников, — высокомерно процедила девушка.

— Давай все же пойдем вместе. Хотя бы в память о нашей дружбе. Я не…

Гридли замялся и замолк.

— Ты никогда не любил меня, я знаю. И я ненавижу тебя, потому что твои глаза лживы. Когда лживы губы, на это не обижаются, это так естественно. Но когда лгут глаза, то, значит, лжет и сердце. А если лжет сердце, то и человек насквозь лживый. Нет тебе доверия, и дружба твоя мне не нужна. Ничего мне от тебя больше не нужно. Убирайся.

— Ты не поняла, Джана, — попытался объяснить Гридли.

— Я поняла то, что если ты не оставишь меня в покое, я тебя убью, — вскричала Джана.

— Тогда убей, ибо одну я тебя не отпущу. И ничто меня не остановит, даже твое отношение ко мне.

С этими словами он шагнул к девушке.

Девушка занесла нож, глаза ее полыхали огнем.

Вдруг она сорвалась с места и бросилась бежать. Она неслась с быстротой ветра, и Гридли, которому мешала неудобная обувь и громоздкое оружие, не поспевал за ней. Он взывал к Джане, умоляя ее остановиться, однако девушка словно не слышала.