Абдул-Латыфа 5½ месяца и возвратилась в Крым по зимнему пути; русская свита провожала ее до границы. Долговременное пребывание царицы в Москве сопровождалось дипломатическими переговорами между крымским, московским и казанским правительствами и завершилось заключением вечного мира между Казанским ханством и Россиею.

После ссылки Абдул-Латыфа в 1502 году на Белоозеро крымское правительство неоднократно возбуждало перед русским вопрос об освобождении его из-под ареста; хан Менгли требовал отпустить Абдул-Латыфа в Крым, но московское правительство не согласилось на это требование. Лишь через шесть лет после ссылки, в январе 1508 году русское правительство освободило Абдул-Латыфа из-под ареста («из нятства») и дало ему в управление город Юрьев-Польский, причем великий князь «в братство и в любовь его себе учинил»[61]. Освобождение произошло «печалованием Минли-Гирея царя Крымского» и по соблюдении целого ряда формальностей, например, хан Менгли-Гирей, царица Нур-Салтан и старший сын хана Менгли-Гирея царевич Мухаммед должны были дать поручительство в том, что Абдул-Латыф не изменит великому князю. Крымское правительство настаивало на том, чтобы Абдул-Латыф получил в управление город Коширу, но московские бояре на это не согласились, и ему была дана не Кошира, а Юрьев. По мнению С. М. Соловьева, «поместить Абдыллетифа так близко к степи — значило передать Украину в жертву крымцам или, по крайней мере, дать Летифу возможность уйти из Московского государства»[62]. С этой догадкой нельзя согласиться, так как впоследствии Абдул-Латыфу Кошира была все же дана, да и с крымцами в то время были у русских самые лучшие отношения, так что нечего было им опасаться набегов на заокские города. Очевидно, русское правительство руководилось иными, менее серьезными соображениями.

После освобождения Абдул-Латыфа из-под ареста русское правительство заключило с ним 29 декабря 1508 года договор, проливающий некоторый свет на положение в России удельных татарских царевичей[63]. Договор рассматривает хана Абдул-Латыфа как полноправного суверенного государя в своем уделе: он имеет право войны и мира, ведение дипломатических договоров, в официальных документах с великим князем оба государя называли друг друга братьями, то есть считаются равными между собою; в распоряжении хана имеется войско — огланы, князья и «казаки», то есть простые татары[64]. Договор устанавливает союзные отношения между ханом и русским правительством — Абдул-Латыф обязывался быть в приязни с друзьями великого князя и в вражде с его врагами; дипломатическая переписка должна показываться русским властям; особо был оговорен пункт о том, что хан обязывался не воевать против Казанского ханства без ведома великого князя. Хан был обязан постоянно жить в своем уделе, не искать других владений и не выезжать за границу России. Он должен был жить в мире и дружбе с другими татарскими царевичами, находившимися в России (такими в 1508 году были Джан-Ай Касимовский и Шейх-Аулиар Сурожицкий). Войско Абдул-Латыфа не могло быть ни увеличено за счет перебежчиков из армии великого князя или из отряда татарских царевичей, оно не могло быть также уменьшено перебежчиками от Абдул-Латыфа к великому князю или служилым царевичам; таким образом удельный владетель мог пополнять свое войско лишь притоком новых сил из-за границы. Право отъезда от Абдул-Латыфа сохранили представители лишь четырех знатнейших фамилий татарских князей, пользовавшихся в Крыму особыми привилегиями. Далее договор заключал в себе детали повседневных взаимоотношений между обеими сторонами, не имевшие принципиального значения: о соблюдении порядка при проезде людей Абдул-Латыфа по Московскому государству, о предоставлении средств из казны на проезд и содержание послов от Абдул-Латыфа в Москву и обратно, о свободном пропуске через удел русских послов и купцов, а также военнопленных, бежавших на родину из-за границы.

Абдул-Латыф пробыл в Юрьеве около 3½ года. В 1509–1510 годах вместе с знатнейшими русскими лицами он сопровождал Василия III при его поездке в Новгород, имевшей большое политическое значение. В эти же годы у него гостила царица Нур-Салтан. Политические симпатии Абдул-Латыфа по-прежнему сохраняли национальный характер, он не чувствовал склонности к тесному единению с русским правительством. Москва не была удовлетворена направлением взглядов Абдул-Латыфа, а решила устранить его от ответственной должности. В мае 1512 года он был обвинен в содействии набегу крымских татар на Россию, арестован и лишен своих владений

В 1516 году хан Мухаммед-Эмин, еще не старый (ему было не более 48 лет), заболел продолжительною болезнью, и пред казанским правительством стал на очередь вопрос о престолонаследии. Естественным наследником являлся Абдул-Латыф, как брат царствующего государя. По этому поводу не встретилось разногласий, и в Москву было отправлено посольство, в состав которого входили знатнейшие лица — сеид Шах-Хуссейн и земский князь Шах-Юсуф, а также старый опытный дипломат бакши Бозек, участвовавший в мирных переговорах 1507 года. Посольство известило русское правительство о болезни Мухаммед-Эмина, а также просило об освобождении Абдул-Латыфа из-под ареста и о признании его наследником казанского престола. Для заключения формального договора в Казань приезжали послы из России, а затем сеид Шах-Хуссейн снова ездил в Москву. В ноябре 1516 года Абдул-Латыф был освобожден, и ему был дан в управление город Кошира.

Русское правительство не доверяло Абдул-Латыфу и, признав его наследником Мухаммед-Эмина, не отпустило его в Казань, чего было бы естественно ожидать. Казанцы не сумели добиться его приезда к себе, и это упущение оказалось чреватым последствиями. Русское правительство не смогло предохранить наследника от несчастных случайностей, и раньше, чем успел скончаться Мухаммед-Эмин, его брат нашел себе могилу в России.

19 ноября 1517 года Абдул-Латыф погиб от неизвестной причины. Русский летописец выражается глухо: «Тоя же осени, ноября 19, Абдыл Летифа царя в живых не стало»[65]. Неожиданная смерть наследника престола, в возрасте 40 с небольшим лет, кажется далеко не случайной. По многим соображениям вступление его на казанский престол казалось опасным для русского правительства, и в Москве, по-видимому, решили без шума исправить ошибку, сделанную признанием Абдул-Латыфа наследником Казанского ханства: а может быть, опытное правительство заранее предусмотрело события, так что и ошибки, в сущности, не было. Как бы то ни было, нельзя сомневаться, что устранение Абдул-Латыфа соответствовало расчетам Москвы, и это дает основание предполагать, что Абдул-Латыф пал жертвой политических замыслов.

Продолжительная болезнь Мухаммед-Эмина дала повод автору «Казанского летописца» сочинить совершенно фантастические картины, причем он не пожалел темных красок для изображения тяжелого недуга казанского хана. Сравнив погром 1505 года с избиением младенцев в Вифлееме, повествователь не удержался от того, чтобы применить к Мухаммеду-Эмину апокриф об Ироде. Мрачная фантазия составителя «Казанского летописца» впадает в злорадное торжество, и он придумывает самые отталкивающие подробности: «И за сие преступление царя Казанского порази его бог язвою неисцелимою от главы, и люте