– Холли!

– Да?

– Ты уже в себе? Это хорошо! – бодро заявил Расмус. – Собирайся с силами, скоро будет совсем весело! И очень, очень жарко!

– Что случилось?

– Мы приближаемся к вулканическому разлому.

– Зачем? Мне страшно!

– Выкрутимся, не бойся, – засмеялся Расмус. – А как мы иначе выберемся на поверхность? Только через жерло вулкана, другого выхода нет.

– Это обязательно?

– Нет, конечно, – усмехнулся он. – Конечно, нет, дорогая, просто тебе следует через это пройти…

Оставалось только надеяться, что он прав, что мне все это действительно нужно. В любом случае, деться было абсолютно некуда, проснуться я не могла, и ад становился все ближе. Температура быстро поднималась, я думала, что жарче уже не бывает, но оказалось, что бывает, и еще как, жара усиливалась, стремительно превращаясь в боль. И эта боль нарастала, становилась невыносимой, наконец, я поняла, что кричу, визжу от этой страшной боли, и со мной визжали каждая клетка, каждая молекула моего тела.

Меня не стало, от меня осталась только боль, в которой вспыхнули ярким пламенем я сама, мои мечты и надежды, истлели страхи, тревоги, сомнения и страдания, наконец, во мне выгорело все, выгорела и сама боль. Я ощущала себя безвольно догорающей синим пламенем, безразличной прогоревшей головешкой, которая вот-вот рассыплется на уголья.

И в тот самый момент, когда стало понятно, что все, я сейчас сломаюсь пополам и развалюсь на части, остатки недогоревшей боли начали исчезать, пока внезапно не превратились в свою противоположность. Мне стало хорошо, легко и приятно. Уже не хотелось подчиняться напору окружающего воздействия, я почувствовала в себе силу вырваться из его власти и запросто освободилась от него.

Перевернувшись со спины на бок, я в удобной позе разлеглась на текущем подо мной потоке лавы, слегка провалившись в нее, как в мягкую постель, подложила руку под голову и осмотрелась. Расмус валялся рядом на спине, закинув ногу за ногу, и уложив руки под голову.

Он лениво осведомился, слегка повернувшись в мою сторону:

– Как ты?

– Нормально… Расмус расхохотался:

– Нет, ну ты меня поражаешь! Плывешь в вулканическом потоке и заявляешь, что все нормально! Здорово, я потрясен!

– А чего ты от меня ожидал, собственно? Слез? Так они выкипели. Эмоций? Выгорели. От меня осталась одна оболочка…

– По-моему, ты заблуждаешься, – совершенно серьезно возразил он. – Оболочка-то как раз и сгорела, осталась одна ты, сама по себе, без всего наносного, чуждого и чужеродного. Ты одна, только ты, и больше ничего…

– Мне было так больно, – вспомнила я пережитые мучения.

– Это ничего, – улыбнулся Расмус. – Все уже позади. Человек с трудом расстается с тем, что составляет его хотя и большую, но худшую часть. Наши внутренние страхи прикипают к нам намертво, они питаются нашей жизнью, отнимают ее у нас. Избавляться от страданий всегда больно, но для тебя уже все в прошлом.

– А тебе тоже было больно?

– Да, но не так, как тебе, – сочувственно вздохнул он. – Я уже проходил все это. Но у меня есть один давний страх, который никак не хочет меня оставить, ничего его не берет, даже пламя.

– Неужели такое бывает? Ты ведь колдун?

– Я, конечно, колдун, ты права, – скептически фыркнул он. – Но я еще и человек, хотя странно, что ты до сих пор этого не заметила. И, как любому человеку, мне так же трудно расставаться со своими тревогами.

– Как же ты собираешься избавляться от своего страха, если он даже в огне не горит?

– Ничего особенного, – равнодушно откликнулся Расмус. – То, что не сгорает в огне, истлевает под воздействием времени. Подожду немного, глядишь, само пройдет.

– И сколько же времени нужно, чтобы рассосался твой страх? – мне стало безумно смешно. – Пары миллионов лет хватит? Сколько ты жить собираешься?

– Холли, дорогая, тут дело такое, со временем все пройдет, а уж кто кого переживет – я свой страх или он меня, неважно, нам обоим будет безразлично, – на его лице появилась ехидная ухмылка. – Кстати, ты так удобно разлеглась, но скоро вставать. Пора на волю, не чувствуешь, поток начинает подниматься? Придвинься поближе и дай мне руку, чтобы я за тебя не беспокоился.

– Это и есть твой страх? – удивилась я.

– Беспокойство в форме предусмотрительности никому не вредны, – он сделал умное лицо, но его физиономию это выражение не украшало, дурацкая улыбка шла ему намного больше. – Дай руку, а то сам возьму. Мой страх намного страшнее и живучее, чем ты себе представляешь. Но я готов встретиться с ним лицом к лицу.

Поток начал заворачиваться вверх, грохот вокруг, который раньше был только намеком на шум, заметно усилился. Меня продолжало распирать любопытство.

– Расмус, скажи мне все-таки, ты знаешь, что будешь делать, если твой страх однажды возникнет перед тобой? Такое ведь может быть?

– Может, – фыркнул он. – Может, к сожалению. Но тогда он перестанет быть страхом, потому что превратится в реальность. А уж с реальностью я как-нибудь справлюсь. Надеюсь, что справлюсь.

Скорость лавового потока резко возросла, он начал бурлить и волноваться. Я почувствовала, что нас растаскивает в стороны, рванулась к Расмусу. Он крепко прижал меня к себе, я вцепилась в него обеими руками.

Нас крутило, швыряло и трясло в сливающихся под вулканом раскаленных ручьях и реках жидкого камня, разрываемых струями пара. Треск перемешивающейся лавы, визг прорывающихся из тягучей массы пузырей газа сопровождали нас, становясь все громче и нестерпимей. Наконец, неодолимая сила пустоты вверху засосала нас и потащила к себе, наружу, а извержение выплюнуло в высоту, в облаке раскаленной грязи и дыма.

Я посмотрела вниз, в жерло. Оно дышало невыносимым жаром, горячий свет резал глаза. Перевела взгляд на Расмуса… У меня перехватило дыхание, стало отчаянно страшно, несмотря на то что всем моим страхам полагалось выгореть там, внизу. Черное, обгорелое лицо, на котором светились счастьем рассыпающие огненные искры глаза. Они сияли грандиозным вдохновением – вдохновением власти, мощи, невыносимого могущества.

Я испуганно шарахнулась в сторону, он потянулся ко мне черными длинными руками… Нет, нет, нет, только не это, только не он… Нет!

* * *

Машина резко остановилась, меня тряхнуло, взвизгнул испуганный кобель, съехавший со своего сиденья вниз. Роман с недоумением и удивлением смотрел на меня.

– Ч-что с в-вами, Оля? Кошмар п-приснился?

– Не помню, – я пожала плечами. – Кажется, действительно, какая-то гадость снилась, но что именно?

– В-вы меня испугали, – заметил Роман. – У вас было т-такое лицо…

– Мне неудобно, – вздохнула я. – Не обращайте внимания, Рома, пожалуйста. В последнее время мне снятся какие-то странные сны, которые я никак не могу вспомнить. Просыпаюсь с ощущением, что все не так. А что не так, и не знаю… Да черт с ними, сны есть только сны, а живу я где-то здесь. Сколько времени, кстати?