Обуреваемый подобными мыслями, Барок аккуратно пробирался по дому между разбросанными и разломанными предметами интерьера, кучами грязного белья (это не его, это появилось еще в «эпоху Рудольфа») и какими-то ошметками чего-то съедобного. Куда его вели новые рефлексы, Барок понял, только открыв дверь. Ванная комната. Здравствуйте. Барок заглянул в нее… и тут же захлопнул. Ну, соседушка….

Туалет в доме находился в другом месте. В ванную Барок в своем новом теле еще ни разу не заходил. И свалить на него ничего не получится.

Детос тагоч. Барок рывком открыл дверь. Умываться утром все равно надо, вонь с себя смыть тоже придется рано или поздно, поэтому деваться ему некуда. Пусть и состоится это удовольствие через час, не раньше: мыться в этом ужасе он отказывается категорически. Что же, смело можно открывать счет подвигам, совершенным в этом мире.

Барок скривился: до «совершенным» тут пахать и пахать.

А помыться утром ему так, кстати, и не удалось.

Сине-зеленые сумерки уже вовсю превращались в очередную ночь, когда валящийся с ног Барок положил на место последнюю подушку, мутным взглядом окинул поле боя, сияющее первозданной красотой, и запрокинул голову.

Торжествующий стон разнесся по дому. Битва закончилась. Правда, совершенно непонятно, кто у кого выиграл.

Дом блестел. Вконец остервеневший Барок, после первых двух часов уборки принес страшную клятву, что в этих сточных отходах, которые обнаруживались под каждой непонятной кучей, он спать не ляжет. Нет, невозможно, чтобы все это сотворили всего два человека: он и Рудольф. Не зря тот старец про шестерых говорил. Или не говорил? Неважно. Спать он в такой грязи не ляжет, и все. Хоть обратно его в полумрак загоняйте. Поклялся со зла, осознал, что именно он только что болтанул, и вцепился в тряпку. Хода назад не было. А еще ведь оставался и бот с его забитым багажником….

Но терпение и труд все перетрут, это Барок помнил твердо: что своей, что рудольфовской памятью. И вот теперь с трудом стоящий на ногах победитель торжествовал победу, хотя торжество это было изрядно отравлено осознанием того, что дом – это, к сожалению, не все. Еще утром, закончив приводить в порядок ванную комнату, Барок решил, что толку от его мытья не будет никакого. Все равно через три-четыре часа (о, как он был наивен) мыться придется по новой. И вот теперь, в этом новом, неузнаваемо чистом доме выглядеть так, как выглядел он, было невозможно. Барок с тоской посмотрел на чистое белье, расстеленное на кровати, перевел взгляд на свою истрепанную одежду, потеребил отросшую за эти дни редкую бороденку, горестно вздохнул и поплелся туда, откуда все начиналось.

Как он умудрился не заснуть в ванной, не понял ни он сам, ни Рудольф, ни вечно бдящий узор.

Как ни странно, но следующее утро Барок встретил с улыбкой. Ничего не болело, ничего не тянуло. Удивительно, учитывая вчерашний, перенасыщенный физическими приключениями день. Он внимательнее прислушался к своим ощущениям. Тело отозвалось веселым тонусом. Да все прекрасно, говорят же тебе.

Надо же…. Барок упруго сел на кровати. Что? Начинаем привыкать к нагрузкам? Это радует. Эй, сосед?

Голова отозвалась на этот, несколько странный, так скажем, зов, гулкой пустотой. Что он там, заснул, что ли? Какой сон? Утро на дворе.

– Э-гей, – уже в полный голос позвал Барок. – Подъем, страдалец. Будем делать зарядку.

Где-то далеко-далеко в глубине сознания что-то шевельнулось.

– Да ладно, – не поверил Барок. – Можно подумать, это ты вчера целый день уродовался.

Сознание шевельнулось вновь.

– Вот так-то лучше, – удовлетворился Барок. – Пошли, разомнемся.

Едва взошедшие солнца Алидады наперекрест выкрасили начинающийся день во все цвета радуги. Ледяная роса холодила ноги, обещая дневную жару. Ранние мошки танцевали между деревьев, приветствуя начинающийся день.

Барок несся по лесу, как вспугнутый олень. (Олень? Почему олень? Кто такой олень? А-а, опять воспоминания Рудольфа) Это утреннее скольжение никак не напоминало ту первую пробежку, когда он, задыхаясь и кашляя на каждом шагу, пытался привести себя в форму. Сейчас по лесу передвигался …. Ну да, ну да, хмыкнул про себя Барок. Еще скажи – самец. Расслабься. Больше, чем на хомячка, пока никто не заработал.

Но, как бы то ни было, а удовольствие Барок получил. Чего нельзя было сказать про Рудольфа. Из глубины сознания доносился невнятный фон, в котором одобрения не было совершенно. Хотя, если разобраться, ему-то на что жаловаться? Он от основных рецепторов отключен, чувствовать ничего не чувствует. Живи да радуйся. Как сам Барок не так давно….

А, может, он не на то дуется? Барок прислушался к слабому фону. Нет, ничего не слышно. После энергетического разряда, выкинувшего его из тела Рудольфа, Барок уже утром заметил, что серая пелена, отгораживающая два сознания, несколько истончилась. Или изменилась. Или еще что-то. Разобраться не получилось, но результатом этого изменения стало то, что Барок начал чувствовать эмоциональный настрой «соседа».

Сначала он разозлился, конечно. Но деваться ни одному из них было некуда (судя по фону, Рудольф тоже не испытывал никакой радости от доступа к эмоциям Барока). И пришлось привыкать. И – ничего, привык. Даже нашел положительную сторону: все же живое существо рядом. Тем более, что убранный дом, чистое тело и потихоньку приходящая в порядок жизнь, настраивали на оптимистичный лад.

Ух. Обжигающе ледяная вода утреннего озера перехватила дыхание.

– Ничего, ничего, – пропыхтел Барок, вылезая из воды. – Легкая пробежка с утра еще никому не мешала.

И правда, что такое для воина три километра? Пустяки.

В ванной, после душа, Барок долго рассматривал свое тело. Раньше было как-то не до того, а сейчас он придирчиво разглядывал каждую мышцу, пытаясь оценить, над чем работать в первую очередь. Рудольфа он даже слушать не стал. Понятное дело, тот возмущен. Забрали тело, рассматривают его во всех местах, да еще и язвительные замечания отпускают. Кому понравится?

Н-да. Результаты проведенной ревизии не радовали. Тонкие, вялые руки. Не менее тонкие кривоватые ноги. Впалая грудь. Повисшие плечи. Давным-давно начавшее отвисать пузико. Неровно подстриженные редкие волосы, уже переставшие сопротивляться напору обширных залысин. Ты что, приятель, совсем за собой не следил? Сидящий в голове Рудольф обиделся окончательно. Ну и ладно, обижайся. Барок внимательнее присмотрелся к лысеющей голове, покрутился профилем туда-обратно, и решительно взялся за бритву. Сейчас мы тебе добавим внушительности самым кардинальным образом. И практичности. Вот только шея была бы пошире…. Хотя, и так сойдет.

Закончив с мытьем, Барок принялся за одежду. Старый комбинезон Рудольфа был удобен, но после всех этих дней …, как бы правильнее сказать, пришел в негодность. Всевозможные пятна, потертости и прорехи однозначно говорили о том, что пришло время переодеваться. Вот тут Барок решил не уходить далеко в сторону. Просторные плотные штаны, свободная рубашка, мягкие ботинки с прочной подошвой. Для вечера – короткая куртка.